На следующий день истерика в советских газетах стала еще более яркой. Нам было приятно читать нарастающие потоки брани, резко отрицавшие очевидное —  факт обмена Корвалана на Буковского. Витя Абанькин, ожидая команды идти на ужин в столовую, громко спросил старшего лейтенанта Чайку: «А вы помните, гражданин начальник, как по вашему рапорту Буковского на 15 суток посадили в штрафной изолятор?

Тогда не думали, что Буковский расскажет всему миру о вас!» Прежде всегда хладнокровный Чайка растерялся, заговорил о том, что лично к Буковскому никогда плохих чувств не испытывал, что он вынужден был писать рапорт… Мы ликовали. Каждый день газеты и радио приносили нам все новые и новые подробности о «клеветнической кампании» на Западе. Наши «воспитатели», что из КГБ, что из МВД, перестали  вообще заходить в зону, где-то неделю или чуть больше мы видели рядом с собой только дежурного офицера (ДПНК) и приданный ему наряд из прапорщиков. Затем ситуация в зоне «нормализовалась», опять тихой и бессмысленной чередой пошли еженедельные политзанятия (я так и не посетил ни одного за свои семь лет лагерей, каюсь), опять в зону зачастили суетливые опера и прикомандированные к нам чекисты. По-видимому, с личным составом поработали всерьез. Любые наши ехидные замечания по поводу Володи Буковского и его нынешней жизни не встречали никакой реакции. Испуг прошел, думаю, им внятно сказали: «Такое больше не повторится. Работайте спокойно и уверенно. Советская власть — вечная». Ошиблись, товарищи, ой, как ошиблись.
 

Много позднее, в невероятные годы перестройки, я узнал о реальных обстоятельствах этого странного, нешпионского обмена. Один из референтов Брежнева, формировавших его внешнюю политику, рассказал следующее. Громкая кампания СССР в поддержку товарища Корвалана совсем не преследовала цели его освобождения. Кремлевских стариков вполне устраивал Корвалан-мученик, сидящий за решеткой. Еще больше их бы устраивал Корвалан-покойник, казненный по приказу Пиночета. Но — не случилось. Однажды в беседе с известным американским журналистом диктатор Пиночет сказал: «В Советском Союзе так хотят получить к себе Луиса Корвалана. Что ж, я готов выпустить его к Брежневу. Если сам Корвалан согласится. Но при одном условии —  Брежнев должен выпустить кого-то из сидящих в тюрьме диссидентов. Например, Буковского…» Так кремлевские вожди загнали себя в ловушку. Они попросту вынуждены были ответить положительно на предложение Пиночета. Долго шло согласование деталей, высказывались сомнения по поводу освобождения именно Буковского. В частности, против такого варианта высказывался председатель КГБ Юрий Андропов. В конце концов сошлись на том, что освобождение Буковского большой беды не принесет, тем более, что он долго находился на принудительном лечении в психиатрической больнице, якобы  болел шизофренией.

Поменяли. Спустя неделю-другую мой собеседник присутствовал на «разборе полетов» в кабинете Брежнева. Главный советский вождь с отвращением читал документы о триумфальных встречах Буковского с лидерами западного мира: президентом США, королевой Великобритании и т. д., и т. п. С трудом повернув голову (остеохондроз замучил старика) вправо к кому-то из более мелких вождей, он произнес простецки, покрутив пальцем у своего виска: «Вот посмотрите, вот видите, что мы наделали. А ведь именно вы меня убеждали, что Буковский — того…» 
 

А товарища Корвалана с триумфом встретили в Москве. Взахлеб писали о его стойкости, мужестве. Несколько позднее стали публиковать в «Правде» воспоминания товарища Корвалана о его жизни и борьбе в пиночетовской тюрьме. Мы, советские политзаключенные, с большим интересом читали эти воспоминания. Иногда находили там очень интересные и даже полезные для нас сведения. Так, главный чилийский коммунист искренне поблагодарил советское руководство за присылавшиеся ему регулярно продукты питания: рыбные консервы и многое другое. А еще он рассказал нам, советским читателям, о нестерпимых пытках, которым он подвергался в заточении на родине. Наиболее значимой, страшной пыткой оказался… свет в камере, который не выключали ни днем, ни ночью. Так, благодаря товарищу Корвалану, мы узнали, что и мы, политзаключенные в СССР, подвергаемся жестокой пытке светом. Группа политических узников Владимирской тюрьмы направила тогда заявления генеральному прокурору СССР с требованием прекратить пытку… Не помогло, увы. Продолжали пытать.

О репрессиях в Чили писали не только в «Правде». Однажды Валера Марченко обнаружил очень яркий репортаж из застенков Пиночета в советском профессиональном издании для журналистов. Двое восточногерманских журналистов, выдав себя за граждан Западной Германии(!), вошли в лагерь, где содержали арестованных сторонников Корвалана. Удивительная для нас, советских зэка, свобода была там! Несколько дней мы по очереди читали этот репортаж, всласть комментируя подробности. Например, о еще  одной разновидности пытки, нам, к сожалению, неизвестной: злобные пиночетовские охранники гневно сдирали со стен этикетки от легально присылаемых советским Красным Крестом деликатесов: баночек с икрой, крабами и т. д. Однажды Валера уговорил прочитать кусочек этого репортажа зашедшего в барак офицера (начальника отряда), тот искренне изрек: «Да, не умеют они работать…»
 

Знаю, было в Чили и другое. Многочисленные смерти, не только президента Альенде. И об этом мы знали из советских газет. Там, в зоне, мы не сопереживали ни Альенде, ни Корвалану. Мы жили в ситуации сбывшейся Утопии. Достаточно часто кто-то из нас затевал неизбывный, тоскливый разговор о непонятной нам «розовости» западных интеллектуалов, играющих в опасную для своих собственных стран игру политической левизны. Как-то Сергей Адамович Ковалёв рассказал нам о высоком, по-европейски высоком уровне чилийской университетской науки, о своих коллегах, работающих там. И — о трагедии многих из них, разбросанных по другим, иностранным лабораториям и университетам в силу сложившейся в Чили политической и экономической ситуации.

Это так, Альенде и Корвалан не были моими кумирами. Впрочем, как и Пиночет. Кровью своих сограждан спасший страну от еще большей крови предстоявшей тотальной «кубинизации». Мир редко бывает черно-белым, что подчеркивает и дальнейшая судьба Чили. Это как раз тот редчайший случай, когда диктатура, уходя добровольно и бескровно, оставляет своим подданным эффективные демократические институты и успешную экономику. 
 

Где-то в году 1991 я получил первый опыт прежде незнакомой мне европейской политкорректности. Было это, помнится, в Копенгагене. Находясь в теплой, искренней, интеллигентной компании, я позволил себе, ничтоже сумняшеся, высказать вслух сомнения по поводу управленческих талантов покойного Альенде. Все присутствовавшие в комнате как-то одновременно замолчали, явно демонстрируя нежелание продолжать разговор. И лишь одна дама, американка, мягко отвлекая меня от всей честной компании, в углу пояснила мне причину возникшей неловкости: «Об этом не говорят вслух. У нас на Западе не принято такое. Даже в тех случаях, когда мы сами так думаем». И я вспомнил тогда нежелание Запада верить показаниям свидетелей, вырвавшихся из сталинского ада. И сладкую слепоту Леона Фейхтвангера, Луи Арагона, многих других… 
 

А потом, спустя два-три года, я встретил в Женеве бывшего чилийского диссидента, осевшего в мире устойчивого и сытого капитализма. Не пожелавшего жить на родине победившего самого себя социализма — Кубе.

Совсем недавно в Чили умер Луис Корвалан. Ему было 93 года. В 1983-м он сделал себе пластическую операцию и вернулся на родину. Разумеется, диктаторский режим «не заметил» одного из основных виновников давней кровавой трагедии, не тронул старика, жившего под чужим именем… Корвалан не написал искренних воспоминаний о так не понравившемся ему СССР, о ГДР, куда он быстро переехал из Москвы. По-видимому, мечты о воплощении коммунизма были у него иными.

А я и сегодня не люблю политкорректность. Предпочитаю всегда быть искренним.

По вопросам приобретения книги обращайтесь по тел: (044) 501 07 06; 227 38 28; 227 38 48

 

Для справки 

Владимир Буковский — писатель,  ученый-нейрофизиолог. Один из основателей диссидентского движения в СССР.

Услышав доклад Хрущева о сталинских преступлениях, четырнадцатилетний Буковский стал убежденным противником коммунистической идеологии. Первый его конфликт с властью произошел в 1959 году — за участие в издании рукописного журнала он был исключен из школы. 

В 1960 году он вместе с Юрием Галансковым, Эдуардом Кузнецовым и др. становится одним из организаторов регулярных собраний молодежи у памятника Маяковскому в центре Москвы. В мае 1963 года был впервые арестован за попытку размножить фотоспособом несколько экземпляров книги югославского инакомыслящего Милована Джиласа «Новый класс», запрещенной в СССР. В общей сложности в тюрьмах и на принудительном лечении провел 12 лет. Находясь в заключении, в соавторстве со своим солагерником, психиатром Семеном Глузманом, написал «Пособие по психиатрии для инакомыслящих». 

Вскоре после высылки из СССР Буковский был принят в Белом доме президентом США Картером. Поселился в Великобритании, закончил Кембриджский университет по специальности «нейрофизиология». 

В апреле 1991 года Владимир Буковский впервые после высылки посетил Москву. В 2004 году стал соучредителем общественно-политического Комитета-2008, в состав которого также вошли Гарри Каспаров, Борис Немцов, Евгений Киселев и другие оппозиционные политические деятели России. 28 мая 2007 года Владимир Буковский был выдвинут кандидатом в президенты РФ от демократической оппозиции на выборах 2008 года, но Центризбирком отклонил его  заявку. 

Владимир Константинович придерживается либертарианских экономических и политических взглядов, являясь идеологом Партии независимости Соединенного Королевства. Оказавшаяся на втором месте по итогам выборов в Европарламент в Великобритании, UKIP добивается выхода страны из Европейского союза.