Оказавшись в Германии, в сфере чужого и с трудом усваиваемого языка, я вздрагивал при слове «гешефтсфюрер». Презрительный для моего российского уха смысл первой половины этого существительного накладывался на трагический — второй части. Современное обозначение безобидной профессии (что-то вроде «коммерческий директор») заслонялось ощущениями, продиктованными иной исторической ментальностью.