Из книги воспоминаний Семена Глузмана

Профилактика Я им, по-видимому, очень надоел. Должен признаться: старался… Две недели я жил в камере пермской тюрьмы, и через каждые два-три дня меня возили в местное управление КГБ на беседы и увещевания. Работал со мною небольшого роста худощавый суетливый человек лет 50-ти, назвавший себя Павлом Ивановичем Розановым, полковником и начальником следственного управления областного КГБ.

Спустя год другой офицер КГБ назвал совершенно иную фамилию этого человека и сообщил, что был он не следователем, а оперативником. И сейчас не понимаю, зачем полковнику понадобилась такая конспирация. Разве что не хотел «засветиться» под собственным именем в последующих выпусках «Хроники зоны ВС 389/35», которую мы регулярно передавали в Самиздат. Сначала были мелкие вопросы. О лагерном быте, о людях. Я отвечал спокойно, иногда иронизировал. Прекрасно понимал, что добавить срок они не могут, не та на дворе ситуация. Детант (разрядка), знаете ли… Без разрешения кремлевских старцев новый суд против меня КГБ не начнет.

В обед приносили отличную еду из местной кагебешной столовой. Я наслаждался давно позабытым вкусом мяса, рыбы, свежих овощей. Однажды позволил себе заметить вслух, что рядовые жители этого города вряд ли могут себе позволить такое питание. Мне не ответили.

В тюремной камере со мною находился соглядатай. Как и я, политический заключенный. Бывший дипломат (советник военного атташе) в Индонезии, бежавший в США, достаточно хорошо наладивший свою жизнь там, а спустя годы безрассудно вернувшийся в СССР. В зону, на 15 лет строгого режима. Он твердо стал «на путь исправления», т.е. стучал. Его привезли из соседнего лагеря ВС 389/37, по-видимому, с единственной целью: не дать мне возможность «распропагандировать» кого-то из охранников и передать через их руки очередную ксиву на волю. Я понимал роль своего соседа, лишних вопросов не задавал. Нечастые разговоры наши все больше касались прошлого. Крестьянский сын из центральной части России, он был призван в армию, показал там себя с лучшей стороны, начальство предложило поступить в институт военных переводчиков. Закончил институт с отличием, поехал с семьей служить по назначению в Джакарту.

…Мое общение с полковником Розановым продолжалось. Его вопросы становились все тверже, острее. Однажды, прервав мой очередной ответ, он резко положил на стол документ, который я немедленно узнал. Это была моя собственная рукопись, исполненная моей рукой мелкими буквами на очень тонкой бумаге: «Пособие для инакомыслящих по психиатрии» с авторством Володи Буковского и моим. Это был первый вариант текста. Когда-то я отдал его бывалым з/к для передачи на волю, его хранили в неизвестном мне месте. А однажды «самолетчик» Лева Ягман осторожно, боясь моей бурной реакции, сообщил мне о пропаже рукописи. И он, и другие мои товарищи убедили меня в том, что пакетик с рукописью был съеден крысами, а не попал в КГБ. Я поверил. Успокоившись, заставил себя восстановить рукопись без Буковского (он в это время был уже во Владимирской тюрьме). Второй вариант был явно лучше, умнее, точнее. Его переписали на ксивы Зиновий Антонюк и Микола Горбаль и подготовили к отправке. В числе многих других наших документов его вынес на волю бывший офицер КГБ Валерий Румянцев, закончивший свой пятнадцатилетний срок.

Итак, крысы не съели «Пособие…». Вот оно, на столе. Первый вариант того документа, который уже опубликован в Самиздате, переведен на несколько европейских языков. Какое счастье, что я не знал правды, иначе никогда не решился бы на возобновление текста!

Моя ситуация стала серьезнее. Я уже не был столь уверен во всесилии «разрядки». Нужно было что-то отвечать. Рукопись исполнена моей рукой, почерковедческая экспертиза легко это подтвердит. И я ответил: «Это мой документ. И это мой почерк. Я действительно сделал это. И спрятал в укромном месте до лучших времен. Потом документ исчез. Прошло два года. И я не знаю, как этот текст, хранившийся у вас, стал достоянием мировой общественности. Все это время я жил в лагере, никуда, как вы знаете, не выезжал. Понятия не имею, кто и как его передал, кто правил и редактировал…»

На лице Розанова  появилась гримаса. Но он сдержался, успокоился. Спустя несколько секунд произнес: «Где ни сделаем обыск у диссидентов, везде находим ваше «Пособие». У вас, Семен Фишелевич, самое большое количество публикаций из всех советских политзаключенных. Мы больше не можем это терпеть».

Эти слова подействовали на меня успокаивающе. И я ответил с нагловатой улыбочкой: «Что-то я не понимаю вас, Павел Иванович. До сих пор я знал, что в Советском Союзе нет политических заключенных, одни уголовники». «Бросьте иронизировать, все вы понимаете, — ответил полковник. — Нужно было сразу бросить вас во Владимирскую тюрьму, там бы не сумели стать таким результативным…»

Было ясно: права на новое следствие у КГБ нет. Кремлевские старцы и их обслуга боятся нового скандала. Поэтому  меня «профилактируют», только «профилактируют».

Поскольку беседы наши с полковником были достаточно свободными, поговорили мы и о литературе. Бывший фронтовик с искалеченной ногой, он сам затеял со мною разговор о творчестве Василя Быкова. Тогда был опубликован новый роман писателя — «Сотников». Я читал его в зоне — мы выписывали и «Новый мир». Что-то задело Розанова в «Сотникове», он не мог принять его без сопротивления, я понимал: приняв «Сотникова», полковник должен пересмотреть многое в своей сегодняшней жизни. Это был долгий разговор представителей двух поколений и очень разных мировоззрений. Не о литературном стиле Быкова. О стране, ее истории. Я видел: здесь Розанов искренен. Чужой, очень далекий от моей личной правды человек, запрещающий себе вступить на тропу сомнений.

Перед возвращением в зону я еще несколько дней провел в неторопливых беседах с сокамерником. Расспрашивал его об Америке, быте и развлечениях, о газетах и телевидении. Маленькая камера имела очень узкий проход между нарами, мы не могли ходить вдвоем. Кто-то сидел на нарах, поджав ноги. Другой — гулял от двери к зарешеченному окну, шесть шагов — только шесть шагов и разворот. Мне, никогда не выезжавшему из СССР, было интересно все: как там работают прачечные, парикмахерские, рестораны, куда американцы ездят отдыхать… Он рассказывал спокойно, с деталями, явно наслаждаясь воспоминаниями. И я посмел задать ему страшный, горький вопрос: «Как же вы могли? Зачем вы вернулись? Неужели вы и вправду надеялись, что вас простят? Люди вынуждены захватывать самолеты, рискуя жизнью своей и безвинных пассажиров, пытаются бежать через  охраняемую границу, прыгать с кораблей в море…  Как вы могли?»  

Он в это время шагал по камере. Резко повернувшись у двери, на мгновение остановился. На его всегда спокойном лице я увидел гримасу ненависти, он стал в позу стреляющего автоматчика и глухо произнес: «Да я бы таких, как я, всех поставил бы к стенке. Всех, без исключения…»

Мне было искренне жаль этого несчастного. Мы разъехались по своим зонам. Никогда больше не встречались.       

По вопросам приобретения книги обращайтесь по тел: (044) 501 07 06; 227 38 28; 227 38 48