«Моисей получает скрижали завета», худ. Козимо Росселли, 1481

Законы пишутся для обыкновенных людей, потому они должны основываться на обыкновенных правилах здравого смысла

Томас Джефферсон

Подобно ребенку, криком возвещающему о своем прибытии в этот мир, в главе Мишпатим у народа Израиля появляются законы, возвещаемые громовым голосом Всевышнего.

Как известно, утверждение о том, что Земля стоит на трех китах, оказалось не более, чем плоской шуткой, но современная цивилизация действительно покоится на трех китах, трех основных источниках.

Звонок с проходной охранника финансовому аналитику:

— Вован, ты чем там занимаешься?

— Ну, как обычно: сверкой, сводкой…

— Значит так, водку выливай, Верку выгоняй: налоговая пришла

Сама же аналитическая мысль берет начало в древнегреческой философии, которая и считается одним из трех китов современной цивилизации. При этом Аристипп и Эпикур, Платон и Аристотель в области прав человека по сравнению с Торой пребывали еще в каменном веке.

«Мыслима ли у раба вообще какая-либо добродетель помимо его пригодности для работы и прислуживания? — размышлял Аристотель. — Обладает ли раб более высокими добродетелями, как, например, скромность, мужество, справедливость и тому подобные свойства?». Добродетели, или душевные качества, философ ставит в зависимость от социального положения индивида. Следовательно, и судить разных людей за одни и те же преступления следует по разным законам.

Второй кит современной цивилизации — римское право, систематизированное в Кодексе Юстиниана в VI веке н.э. Правда, большая часть законов Римской империи были отторгнуты варварскими государями. Еще президент США Вудро Вильсон писал: «Было бы ошибкой приписывать Риму заслуги в создании гражданского и уголовного права. Закон Моше оказал гораздо большее, чем римское право, влияние на сознание людей и подготовил человечество к созданию современного общества».

Так что же оставило нам римское право?

Прокурор вызывает для допроса своего первого свидетеля, пожилую женщину. Подойдя к ней, он задает вопрос: «Миссис Блек, вы знаете меня?»

— Знаю ли я вас? Конечно, знаю, мистер Уильямс! Я знаю вас с тех самых пор, когда вы были еще мальчишкой! И вы всегда меня разочаровывали. Вы лгали, позднее вы изменяли жене, вы постоянно сплетничали! Сейчас вы изображаете из себя большую шишку, а на самом деле вы — мелкий бумагомарака! Конечно, я знаю вас!

Прокурор на какое-то время лишается дара речи. Не зная, что делать дальше, он спрашивает наобум: «Миссис Блек, а знаете ли вы адвоката подсудимого?»

— Знаю ли я мистера Ричардсона? Конечно, знаю! Я была его нянькой. Ох, какой он был негодник! С самого детства он был страшным обжорой и лентяем! Потом он десять лет лечился от алкоголизма и при этом не пропускал ни одной юбки! Я уж не говорю о том, что он самый паскудный юрист во всем штате!

В этот момент судья потребовал тишины в зале и подозвал к себе адвоката и прокурора.

«Если кто-либо из вас, — сказал судья, — спросит ее, знает ли она меня, я расценю это как неуважение к суду и отправлю вас за решетку!»

Так вот, главное, что оставило нам римское право, — уважение к закону и юридической процедуре разрешения конфликтов. Но чтобы что-то уважать и сохранять, надо это что-то иметь. А это что-то — и есть третий, самый большой кит современной цивилизации — свод законов Пятикнижия, большая часть из которых представлена в этой главе.

Император Юстиниан

Титульный лист «Кодекса Юстиниана», 1561 год

Поражает всеохватность представленных законов. Буквально все области человеческой деятельности и все действия человека соотносятся с нормами и правилами, предписаниями и запретами. В первую очередь, это относится к сфере экономических отношений.

Два начала лежат в основе этих законов — справедливость и праведность. В том и другом человек обязан подражать Всевышнему — абсолютному воплощению справедливости и праведности.

Справедливость означает неприкосновенность шести основных прав человека — на жизнь, собственность, одежду, жилище, труд и отдых. Праведность предполагает выполнение человеком своих обязанностей. По отношению к ближнему — это, прежде всего, помощь бедным и больным. Владелец хлебного поля или виноградника обязан оставлять часть урожая неубранным, чтобы этим могли воспользоваться нищие или просто голодные путники.

Запрещается использовать беду ближнего для собственного обогащения. Нельзя требовать уплаты долга с лихвой. Нельзя задерживать плату за труд наемного работника. Нельзя обмеривать и обвешивать. Каждый седьмой год требовалось прощать все долги. И отпускать на волю рабов, которые сами продали себя в рабство из-за нужды.

Все эти заповеди вытекали из общей: «Люби ближнего своего, как самого себя». И это относилось как к свободным людям, так и к рабам. Если хозяин нанес рабу увечье, он должен был немедленно отпустить его на волю. Нельзя было возвращать на прежнее место беглого раба. Суббота была обязательным днем отдыха для всех, включая рабов и даже скотину. Особые правила для судей предписывали судить только по справедливости, не благоволить к богатому и не делать скидок для бедняка или сироты. Перед законом были равны и свободный, и раб. За имущественные преступления нельзя было наказывать смертной казнью. На минуточку вспомним, что «самый гуманный суд в мире» не раз карал высшей мерой за хищения в особо крупных размерах.

Чтобы понять, насколько революционными были эти законы для своего времени, перенесемся более чем на три тысячи лет назад. Люди тогда поклонялись деревьям, камням и духам предков, а фетишизм, тотемизм, колдовство были самыми безобидными из обычаев. И в такое время люди получают законы, утверждающие святость человеческой жизни, защищающие права человека и человечность как таковую!

Это был не просто шаг вперед, а невиданный и не поддающийся описанию взлет.

Наиболее известный из тогдашних сводов законов — кодекс Хаммурапи. Кодекс описывает 34 преступления, за совершение которых полагается смертная казнь. К ним относятся все виды воровства. Читая весь этот ужасный перечень жестоких форм смертной казни, не следует забывать, что в европейских странах еще в новейшее время действовали подобные законы. Так, например, в Англии карманная кража наказывалась смертной казнью вплоть до 1808 г., а воровство овец — вплоть до 1832 г.

Вавилонское общество было кастовым: царь, его двор и священнослужители, люди благородного происхождения (некоторое подобие аристократии) и военачальники, рядовые граждане и рабы. Вот кодекс и подтверждал кастовый характер общества различием наказаний, которым подвергался человек, принадлежавший к той или иной группе, при совершении одного и того же преступления. Так, например, за кражу полагалась смертная казнь, однако приговоренный мог выкупить себя, заплатив штраф в тридцатикратном размере, если он похитил имущество царя, в десятикратном размере — если присвоил имущество знатного человека, и в пятикратном — если ограбил рядового гражданина.

Наиболее наглядно разница между двумя самыми известными кодексами той поры прослеживается в интерпретации ими принципа талиона. В законах Хаммурапи он понимается буквально: «Если человек выбил зуб другому, разрешается выбить зуб ему». Некоторые пункты доведены до абсурда. Так, например, неудачливый строитель, из-за которого обрушился дом и задавил хозяина, должен быть убит. Но если дом обрушился на сына или дочь владельца, то смертной казни подлежит не сам строитель, а его сын или дочь.

Два варианта кодекса Хаммурапи, Лувр  

В Моисеевом кодексе правило «мера за меру» стало алгоритмом поиска наказания, эквивалентного преступлению. Чаще всего наказание представляет собой штраф, учитывающий  как ущерб, нанесенный пострадавшему, так и перенесенные им унижение и боль. В той интерпретации, которую оно получило в Писании, это правило устанавливает два глобальных принципа:

1) между преступлением и наказанием должна существовать строго определенная связь;

2) все граждане равны перед законом, и ущерб, нанесенный любому из них, должен оцениваться по одинаковым стандартам, независимо от социального положения пострадавшего.

Отдельно оговаривается, что убийца не может искупить свое преступление, заплатив штраф: «И не берите искупительный дар за душу убийцы, злодея, которому надлежит умереть, но смерти будет он предан» (Бемидбар 35:31). В общем-то, это правило, лишь немного видоизменившись (как-никак, прошло более трех тысяч лет), перешло в законодательство нового времени.

Очень символична и показательна разница между двумя кодексами в отношении к рабству. В кодексе Хаммурапи тому, кто возвращал беглого раба, полагалось вознаграждение от государства. Тот, кто помогал беглому рабу, приговаривался к смертной казни. Заметим, что этот закон находится в полном противоречии с заповедью Писания: «Не выдавай раба господину его, когда он спасается у тебя от господина своего» (Дварим 23:16).

Вавилонский кодекс определяет, что рабу, который хочет освободиться, следует отрезать ухо. Для чего — понять не трудно. Во-первых, поскольку это процедура явно болезненная, то раб запомнит, как ему было больно, когда он хотел освободиться. Во-вторых, дабы его товарищи видели, как поступают с тем, кто стремится к свободе.  

Ну и в третьих:

На рынке рабов.

— Раб, как тебя зовут?

— Спартак.

— Беру, будешь хорошим гладиатором... А тебя, раб, как зовут?

— Динамо.

— Что-то мне подсказывает, что ничего хорошего из тебя не получится...

Ухо отрезают, чтобы каждый новый хозяин видел, что этот раб хотел освободиться и поэтому охранять его нужно особенно тщательно.

Одна из немногих заповедей об умышленном членовредительстве, отраженная в Торе, обязывает проколоть шилом мочку уха рабу-еврею, который не желает выйти на свободу в установленный срок, по окончании семи лет.

На этом моменте стоит задержаться подольше. Поскольку рабство было неотъемлемой частью бытия Вавилонской империи и всего человечества на тот момент, кодекс Хаммурапи направлен на сохранение рабства как такового. В чем же основная разница между двумя кодексами и что подчёркивает «членовредительский» пункт Священного Писания?

«Невольничий рынок в Вавилоне», худ. Э. Лонг, 1875  

Казалось бы, совершенно непонятно, за что увечить (дырявить ухо) человека, который и так дошёл до крайности? К чему этого бедолагу дополнительно, как сейчас говорят, чморить, проводя над ним унизительные ритуалы? А то, что он хочет остаться в рабстве... Так ведь человек был в отчаянии, дал слабину. А потом втянулся. Его бы пожалеть. А мы наказываем.  Он же человеческим языком объясняет: «Люблю моего господина, мою жену и моих сыновей». Пригрелся человек. Обрел уверенность в завтрашнем дне. Может, впервые в жизни. За это его наказывать? За любовь и преданность? Ну что за звери!

Дело в том, что на самом деле Тора к институту рабства, как к таковому, относится отрицательно. И даже те семь лет, которые можно держать человека в рабстве, — это всего лишь дань времени и уступка несовершенству людей.

Но по-настоящему большим грехом Вечная Книга считает рабство добровольное.

Чем же так притягательно рабство? Ответ достаточно тривиален — раб свободен от любой ответственности, включая уголовную. И еще одно — пропитание раба не зависит от результатов его труда. Работает он или нет — хозяин обязан его кормить. Многим это импонировало, так как снимало заботу о завтрашнем дне.

Приведём полный текст этой заповеди: «Но если скажет раб: люблю моего господина, мою жену и моих сыновей, не выйду на волю, то приведет его господин к судьям и подведет его к двери или к косяку, и проколет господин его ухо шилом, и тот будет служить ему навек» (Мишпатим 5:6).

Этот ритуал призван не столько причинить человеку боль, сколько исключить возможные манипуляции. Ведь раб сам, в присутствии судей, должен озвучить свое желание остаться рабом.

Затем его нужно подвести к косяку. Скорее всего, имеется в виду, что данная процедура проводится при открытых дверях, то есть любой желающий может наблюдать за позором этого человека. Кроме того, к косяку прибита мезуза, где находится пергамент с отрывком из  Торы, начинающийся словами «Слушай, Из­раиль: Всевышний — Б-г наш, един!». Это основа  веры и еврейской самоидентификации. Возможно, бросив взгляд на мезузу, раб поймет вечную ценность свобо­ды и откажется от своего намерения.

В рабство попадают не от хорошей жизни. Это мучительное и унизительное положение. Поэтому сам процесс перехода человека в рабство не публичен. Но только до тех пор, пока он не забывает то, что его уши слышали на горе Синай, и не перестает стесняться своего рабского положения. И если таким людям не хватает семи лет рабства на то, чтобы это понять, остается только продырявить им ухо. В наказание не за привязанность к своему господину, а за люмпенский склад мышления.

«Шесть лет будет служить, а в седьмом выйдет на волю безвозмездно»

Но даже для таких людей Писание находит выход. Какой? На юбилейный, пятидесятый год (так называемый «йовель»), следующий за семью семилетиями, все рабы-евреи, даже с «проколотыми ушами», и те, чьи семь лет рабства еще не кончились, получали свободу. Все проданные и заложенные земельные участки возвращались своим прежним владельцам или их наследникам.

Естественно, такое мероприятие встречалось широкими массами с ликованием.

Как-то раз на прием к Сталину напросился генерал-полковник Мехлис.

— Товарищ Сталин, что будем делать с маршалом Рокоссовским? Больше нельзя терпеть его преступное поведение... В своём штабе он почти открыто содержит пять любовниц. Секретаря, медсестру, связистку и других. Завёл, понимаешь гарем...

— Что будем дэлать? — со знаменитым акцентом произнес Сталин. — Завидовать будэм!

Подобно героям этого анекдота, другие народы могли евреям лишь завидовать. О перераспределении земель и освобождении рабов в других странах можно было только мечтать, оставалось лишь помнить о ликовании древних евреев при наступлении «йовэля».

Вот почему ивритское слово «йовэль» стало облекаться в форму, соответствующую фонетике того или иного языка: французский язык — jubile — «пятидесятилетний юбилей», латинский язык — jubilaeus — «юбилейный», русский язык — «юбилей». А у народов мира слово «юбилей» (в той или иной форме) закрепилось как обозначение торжества, веселья в ознаменование годовщины какого-либо важного события.

Законы субботы, седьмого и юбилейного годов препятствовали формированию класса потомственных пролетариев и наследственных рабов, предотвращали накопление массового недовольства и появление революционных ситуаций.

Михаэль Певзнер, специально для «Хадашот»