Рассудите нас, люди!

«Мы должны помогать друг другу» («Musíme si pomáhat»)

Чехия, 117 мин.

Сталин ужасно не любил юмористов.  Распускают языки, а накажешь какого-нибудь Зощенку, и тут же тебя заподозрят в отсутствии чувства юмора. Вот так же и я рискую оказаться в дурацком положении, признавшись, что не увидел в комедии «Мы должны помогать друг другу» ничего смешного.  «Ну как же, как же?  — скажет мне  легкий, веселый человек с достаточно развитым чувством юмора. — Ведь это ну очень смешно! Может, ты, бедняга,  в сюжете чего-то не уловил? 

Значит, Чехия, война. Один мужик, Чижек по фамилии, и его жена Чижкова прячут у себя дома еврея. Ну, они его прячут не как шиндлеры какие-нибудь, а просто так вышло. Типа сначала они его по доброте душевной пару дней подержали, а потом уже не могут отпустить, потому что если немцы его поймают и он расколется, то их расстреляют вместе с ним. Детей  у них нет, так что они рискуют только собой. И к ним все время ходит в гости их приятель с довоенных времен, наполовину  чех, наполовину немец Хорст. Он вроде дружит с Чижеком, а на деле на Чижкову запал и надеется улучить момент, чтобы трахнуть ее. Тем временем он оказывает семейству всякие услуги, поскольку как  фольксдойч теперь служит в немецкой администрации. В общем, то-сё по мелочам, но в военное время и мелочи жизненно важны. (А с другими людьми этот Хорст сволочь еще та). Чижек понимает, зачем Хорст к ним ходит, но терпит его. Он добродушный вообще человек, этот Чижек, не умеет к людям плохо относиться. Потом так выходит, что Чижкова Хорсту не дает. Вроде уже все было на грани, но в последний момент она передумала. И за это Хорст заимел на нее зуб и на Чижека заодно. Из мести он решил их уплотнить, вселить к ним в хату немца. И тут Чижкова придумывает такую отмазку: «Нельзя нас уплотнять, я беременна!» На что Хорст отвечает: «Представьте справку от доктора». А как ее представишь, если доктор — немец? Что делать? Тут Чижеку пришло в голову: а для чего там еврей дурью в подполе мается? Пусть разок поработает. Чижкова сначала уперлась рогом, но потом согласилась (на самом-то деле, ей этот еврей нравился). Оба-на! Через неделю — вот тебе, Хорст, справочка, выкусил? Но Хорст своим собачьим фольксдойчим нюхом чует: что-то не так; всему городу известно, что Чижек детей иметь не может.  Бог знает, чем бы все это кончилось, но тут уже конец войны,  в городок вступают русские. Немцы чесу, но Хорста с собой не взяли. Оба-на! Хорста сразу в каталажку, а заодно, в неразберихе, и его дружка Чижека. И тут как раз Чижковой приспело рожать. Чижек русским:

— Да вы хоть доктора моей жинке вызовите!

— Ничего, будет на свете одним ребенком коллаборационистов меньше.

— Да это не мой ребенок!

—  А чей?

— Да еврея.

—  Какого такого еврея?

— Да которого я два года в подполе прятал!

— Ладно, проверим. Но врача у нас так и так нет.

И тут взгляд Чижека падает на Хорста, который рядом с ним в камере весь измотузенный сидит: «Да вот он врач!» (Хотя Хорст, понятно, никакой не врач). Короче, конец такой: Хорст принимает роды, вытягивает пацаненка.  Чижек спускается в подвал, чтобы вытащить свой спасительный вещдок — а его нету там. Еврей с перепугу сбежал. Чижека за ложь окончательно к стенке. А ему ж неохота, тем более сын родился. Выводят его на улицу под автоматами, чтобы найти подходящую стенку, и тут он замечает на крыше дома еврея. Не обращая внимания на автоматчиков, он бегом на крышу, и ловит еврея этого, и плачет, и смеется. Ситуация только та! Последний кадр: Чижек толкает колясочку среди руин и снова плачет и смеется. Ну, дошло до тебя теперь? И я отвечаю: «А что должно было дойти?»

—  Ну ты, брат, тупой. То должно было дойти, что это жизнь, жизнь! Всякие долдоны твердят: вот это черное, это белое, это плохо, это хорошо. А на деле — и в фильме это отлично показано — в жизни все перемешано. Ну как же тебе объяснить…  вот ты «Швейка» читал, тоже чешская вещь? Йозеф Швейк как-то выживал, шлангом притворялся — и Йозеф Чижек и все прочие в этом фильме как могут выживают. А в результате рождается новое человеческое существо! А были бы они все чисты как дистиллированная вода, так и самим бы тю-тю, и новое человеческое существо не родилось бы. И в конце фильма мощно звучит баховское «Erbarme dich», «Смилуйся». Смилуйся, значит, Боже, над нами, что не совсем по твоим заветам живем…  но хорошо там ангелам на небесах, а люди не ангелы, жизнь есть жизнь. Крутимся, как можем. Да еще помогаем друг другу в меру сил. Ну, понял теперь?

— И Хорст этот, значит, помогает?

—  Хм…  ну а что ты думаешь? И он тоже. Пацана вон принял. О, это даже символично: плохой вроде человек, а принял пацана… который, надо надеяться, будет лучше нас. Добро из рук зла. Человечно! Народно! Трагикомично! Недаром эта картина была на Оскар представлена. Правда, не получила его.

— И правильно.

— Почему правильно?

— Потому что, чтобы такую пенку возогнать в искусство, надо выстрадать этот смех сквозь слезы.  А так, как оно есть — это просто грубый  чешский фарс, фарш из шпикачек с кнедликами. И никакая тут не человечность, а бардак и полное смешение моральных критериев.

— Ой-ой-ой! Ну ты моралист!

— А ты имморалист. Вот напишу про этот фильм в «Хадашот» — пусть люди посмотрят этот шедевр и рассудят.

И написал.                  

Святослав Бакис, специально для «Хадашот»
bakino.at.ua