№2558. Это не просто сухой набор цифр — страсти обеспечены, если уточнить, что речь о законе, уже прозванном «О декоммунизации Украины». Своевременно ли его принятие Верховной Радой? Не приведет ли оно к дальнейшему отчуждению юго-востока страны, где доминирует советский нарратив?

Не обозначит ли №2558 с новой силой полустертые линии раскола по оси восток/запад? Не стал ли он циничной попыткой отвлечь общественность от коррупционного скандала? И не ударит ли рикошетом по власти, толкнув всех, кому претит столь радикальный разрыв с памятью о прошлом, в объятия оппозиции? И, наконец, реально ли вообще изменить ментальность законодательным актом? Не проще ли дать спокойно уйти идеологии, которая и так стремительно сдает позиции в Украине?    

Об этом и многом другом говорят участники круглого стола, организованного редакцией «Хадашот».  

---------------------------------------------------

Закон принят не для того, чтобы его выполнять
Иосиф Зисельс, сопрезидент Ваада Украины

Лично я мечтал об этом еще при советской власти — о наступлении времени, когда будет осуждена коммунистическая теория и практика — не только в СССР, но и в странах Восточной Европы, и в Китае, и в Камбодже. Часть моей семьи погибла в Холокосте, другая часть — в сталинских процессах, поэтому для меня обе эти идеологии преступны.

Да, мне кажется это запоздалым решением, но лучше поздно, чем никогда. Разумеется, законом ментальность не изменить, все наоборот — ментальность за 23 года изменилась настолько, что стало возможным принятие этого закона, точнее, законов. К ним, разумеется, есть претензии — исторического, терминологического характера, но эту страницу истории надо было перевернуть. В Украине все и всегда делается не вовремя, но ждать, пока уйдут все, для кого коммунизм несет позитивный заряд, — бессмысленно.

Вместе с тем не думаю, что решение ВР приведет к отчуждению юго-востока, хотя бы потому, что в этой части мира законы принимаются не для того, чтобы их выполнять. Они не будут выполняться, как и сотни законов, принятых ранее. У евразийцев (а в каждом из нас сидит евразиец) нет уважения к закону, вместо этого работает авторитет некой личности — царя-батюшки или генерального секретаря.  Но никто персонально из властной элиты — будь-то Порошенко, Яценюк или Гройсман — не готов лечь костьми, чтобы выполнить этот закон до последней буквы. Тем не менее это символический шаг — подведение черты под эпохой.  

Линии раскола в обществе новые законы вряд ли обострят — идет война, и коллаборационизм отдельных украинцев к коммунистической идеологии не имеет никакого отношения. Собственно, и оккупация опирается не на коммунистическую, а имперскую идею. Коммунизм был только формой евразийской идентичности, которая доминировала и доминирует на постсоветском пространстве.  В каждой постколониальной стране есть силы, сотрудничающие с бывшей метрополией, — спустя 23 года их меньше, чем было на заре независимости, но они есть. А пролетариата, который был носителем коммунистической идеологии, — нет и не будет. 

Видеть в новых законах попытку отвлечь общество от коррупционного скандала, думаю, непродуктивно, борьба с коррупцией — это ныне основной тренд страны. Более того, гражданские активисты, контролирующие сегодня все и вся, — реальная и серьезная сила. Проработав три месяца в Администрации президента в рамках конкурсной комиссии по отбору кандидатов на пост главы Национального антикоррупционного бюро, я понял, что в администрации, так же как и в правительстве, чутко прислушиваются к общественному мнению. Имплементация этих законов также будет контролироваться, потому что людей с левыми взглядами в гражданском обществе тоже хватает, и они не допустят злоупотреблений.  

Что даст этот закон? Да ничего, кто захочет на нем спекулировать — как с одной, так и с другой стороны, — будет это делать. На Донбассе, как и в ряде областей юго-востока, он выполняться вообще не будет. Конечно, необходима децентрализация, учитывающая особенности регионов и просто желание людей жить среди определенных памятников. Но децентрализация эта будет проводиться не по закону, а по воле региональных элит — они будут создавать себе комфортные условия существования, где доминирует их идентичность, как это было всегда.                           

Я не хочу жить в мире евразийской идентичности, но разные идентичности могут сосуществовать. Для этого скорость движения в Европу должна быть такой, чтобы людей, которые не приемлют европейскую идентичность, это не фрустрировало.  

У каждого есть выбор, по какую сторону этой условной стены, разделяющей два мира — евразийский и европейский, — жить.  Мы 300 лет жили по одну сторону этой стены, давайте поживем по другую. 

--------------------------------

Люмпены уже взяли «закон» в свои руки
Аркадий Монастырский, президент Еврейского форума Украины

На мой взгляд, закон принят абсолютно не вовремя. Шаг этот выглядит почти провокационно, особенно в нынешней социально-экономической ситуации. Кто придет в восторг от того, что деньги, которые могли быть потрачены  на ремонт дорог или  водопровода, пойдут на переименование улиц и новые штампы в бланках гос учреждений — это дополнительная нагрузка на местные бюджеты, которые и так трещат по швам.

К тому же все вращается вокруг персонажей и событий нашей истории, которые в разных регионах Украины оцениваются диаметрально противоположным образом. Разумеется, во Львове еще с середины 1990-х годов не найти памятников вождю мирового пролетариата или улиц его имени, но памятник Бандере выполнен абсолютно в той же героико-монументальной стилистике — просто одного вождя сменил другой, хотя оба они вряд ли могут служить ориентиром в деле построения современной, европейской Украины. Да и глава УНР Петлюра запомнился в том числе и потерей пяти западных областей страны, которые отошли к Польше. Понятно, что молодое государство ищет новых героев, свергая старых, но нельзя забывать о неоднозначности этих фигур…

Закон президентом пока не подписан, вносится ряд правок, но появилась опасная тенденция — люмпены берут «закон» в свои руки. Так, в Чернигове, на аллее почетных граждан, абсолютно безобразным образом был снесен памятник Юрию Коцюбинскому —  сыну выдающегося писателя, главе Госплана УССР, расстрелянному в годы Большого террора. Изуродовали памятник Боженко, который погиб в 1919 году и, по слухам, был отравлен чекистами.  Вице-премьер рассуждает о снесении памятника Щорсу, который и был-то не коммунистом, а скорее левым эсером, и погиб при странных обстоятельствах в том же 1919-м, получив пулю в затылок.       

И главное — против кого сражается власть? Немногочисленные митинги коммунистов собирают, в основном, пенсионеров. Последние выборы продемонстрировали, что люди устали от крайне левых и крайне правых радикалов — Конгресс украинских националистов получил 0,05% голосов, ВО «Свобода» тоже осталась за бортом Рады, не преодолели электоральный барьер и коммунисты.  Идеологическое сражение с ветряными мельницами очень удобно, но экономическая ситуация у многих вызывает ностальгию по прошлому, и новые законы могут подстегнуть раздражение властью, еще больше обозлив людей, которые и так не очень доверяют элитам.         

------------------------------

«И, значит, нам нужна одна победа...»
Михаил Гольденберг, Николаев

Ах, как я бы бегал в табуне,
но не под седлом и без узды...
В. Высоцкий

Государство — главный политический институт, управляющий обществом, то есть всеми нами — гражданами с различными, часто полярными взглядами. Оно, государство, разумеется, претендует на представительство всего общества и на защиту общих интересов. В реальности же ни одно государство не в состоянии отражать интересы всех социальных групп и индивидуумов, что особенно остро проявилось в принятии законов «о декоммунизации Украины».

В данном контексте можно говорить об игнорировании мнения значительной части сограждан. И это не только ветераны войны, сражавшиеся с нацистской Германией в рядах Советской армии. Это и потомки ветеранов, для которых священна память об их родных. Таких людей немало. Как немало и тех, кому приравненные к ветеранам участники украинского национально-освободительного движения видятся в ином свете. Ровно так же последними воспринимаются и советские воины. И тем, и другим неуютно находиться в одной правовой категории. И как бы ни старалась власть благими (или не очень) намерениями объединить то, что на сегодняшний день объединить нереально, ничего, кроме накала страстей, это не принесет.

Создается впечатление, что именно в этом накале и расколе заинтересованы авторы и лоббисты подобных законов. Взгляд этих политиков обращен только в одну сторону нашей страны. А ведь Украина — большое государство, в разных регионах которого героизированы совершенно разные исторические личности. И это требует полноценной децентрализации,  предусматривающей сохранение в каждом регионе местных традиций и своей исторической памяти. Вместо этого власть ускоренными темпами пытается внедрить историческую парадигму, которая еще больше разделит Украину.

Я уже слышу возражения о необходимости в столь тяжелое время не форсировать децентрализацию, а попытаться объединить страну. Но децентрализация в данном случае не разъединит Украину, что не исключает важности других объединяющих факторов, в первую очередь языка и исторической (особенно — учебной) литературы.

Известно, что чем сложнее ситуация в стране, чем слабее институты власти, тем сильнее должна быть мифология, сплачивающая общество. Создавая подобную мифологию, ее подгоняют под одну из выбранных исторических установок. Но поляризованный миф в неоднородном обществе может только усугубить раскол. Дайте возможность остыть страстям, чтобы бескровно внедрить избранный исторический нарратив с помощью действенного инструмента — времени. И действенность этого инструмента будет тем эффективнее, чем лояльнее он будет применен и чем доказательнее смогут использовать противоречивые документы далекого и недавнего прошлого, адресованные просвещенным представителям последующих поколений. Вот тогда единение, когда все смогут ощущать себя своими среди своих, — сможет стать реальностью. 

А вот языком в качестве объединяющего фактора должен стать украинский, но каким должен быть этот язык в стране, где столь сильны региональные различия? При множестве диалектов существует все-таки общий для всех литературный язык, во многом сформированный литературным наследием Тараса Шевченко.

Но и эта сфера политизирована, ведь не секрет, на каком диалекте говорит сегодня наш политикум. У всех на слуху и то, как этот диалект лакейски подхватывается нижними административными этажами, политологами, журналистами и телеведущими, подавляющее большинство которых учили в школах именно литературный украинский. Да, лакейство «низов» неистребимо. Но политические «верхи» с начала 2000-х неспроста отказались от того украинского языка, который зафиксирован орфографическими словарями. Этим они стремились подчеркнуть свой пиетет к тому электоральному пространству, которое, на их взгляд, будет базовым при нынешнем политическом раскладе. При этом мнение остальных регионов, где прослеживается внутренний протест против подобного насилия над языком, не учитывалось. В украинском контексте их диалект — это язык раскола…

Что такое патриотизм? Это, прежде всего, любовь к своему дому, к родной земле, озабоченность ее проблемами, участие в их преодолении... Но сегодня это понятие зачастую подменяют любовью к государству, к власти. Этот вид патриотизма Лев Толстой называл рабством. К чему приводит этот «рабский патриотизм» мы знаем на примерах страны Советов и нацистской Германии.

Если позиция миллионов граждан в оценке конкретных действий власти в преддверии большого праздника отличается от позиции других сограждан и самого государства, то это не означает, что эти миллионы — сепаратисты. Это означает, что они любят свою родину, но не хотят, чтобы непродуманные законы привели к новым разрушительным результатам.

-------------------------------

Улиц в честь преступников и негодяев быть не должно
Олег Ростовцев, член правления Днепропетровской еврейской общины

Странно, что еврейская газета обсуждает не то, как лучше и быстрее выполнить долгожданный «Закон о декоммунизации», а уже в преамбуле косвенно его осуждает.

Несвоевременно, мол. Разумеется, закон № 2558 несвоевременен. Он очень опоздал. Его надо было принимать в 1991-м, вместе или сразу после провозглашения независимости. Тогда не сделали. И это была одна из многих ошибок. В чем суть закона? Отнюдь не в переименовании улиц, а в отказе, отречении и избавлении от метастаз «совка». От его трупного яда.

Главное в законе — признание советского режима преступным на всем его протяжении. Не только в период сталинизма, но и до него, и в эпоху «оттепели», и во времена «позднего застоя». Признание его не тождественным нацизму, но столь же преступным. И не стоит думать, что это так уж очевидно для всех.  Есть еще места и головы  а заодно «претит столь радикальный разрыв с памятью о прошлом». Круглый стол «Хадашот» на эту тему — тому доказательство, тривиальность не обсуждают.

Вопрос не в коммунизме или нацизме как в абстрактной идеологии, вопрос в практике — тоталитарное государство есть государство преступное. С любой идеологией либо без таковой.

СССР был именно таким тоталитарным преступным государством, едва не уничтожившим весь нормальный мир, основным источником и виновником большинства трагедий ХХ века — от нацизма в Германии и Второй мировой войны до зверств Пол Пота в его «Кампучии» и семейки Кимов в подаренной им Сталиным части Кореи. Он был раковой опухолью. Очень злокачественной.

Должен ли быть осужден режим, не только совершавший бесчисленные преступления, но и бывший преступным по своей сути? Да. Закон № 2558 это делает. Но это — декларация, очень важная, но лишь констатация факта.

Главное практическое воплощение закона — открытие архивов. Нам нечего скрывать подробности преступлений СССР. Разве это «разрыв с памятью»? Наоборот, это она и есть. Еще одно следствие — признание подвига тех, кто боролся с тоталитарными режимами. Наконец-то.

Не самое главное, но самое наглядное — избавление от символов, в том числе в названиях улиц, населенных пунктов, и от монументов. До «закона № 2558» еще могли быть дискуссии — ну, ладно, Сталин, Ленин, Косиор — они палачи и мерзавцы. А Щербицкий? А Дзержинский? А Киров? А улица «имени XXII партсъезда» (на нем, напомню, сталинские палачи бойко осуждали Сталина), а «имени газеты «Правда»? Теперь есть закон — все они деятели и символы преступного режима и сами преступники. Закон очень мягок —  включает только чиновников от районного уровня и выше и исключает деятелей культуры, науки и промышленности.

Это же очевидное следствие признания преступности режима — улиц в честь преступников и негодяев быть не должно.

Интересно, что в преамбуле не приводится наиболее часто встречающийся аргумент противников декоммунизации —  экономический, мол, «это же дорого!». И правильно, что не приводится — у нас есть множество куда более существенных трат. Просто они незаметны и бесполезны. А это — трата с пользой, если не материальной, то психологической.  

В преамбуле есть другой, якобы «практический» довод — это, мол, отвлечет от борьбы с коррупцией. А необходимость чистить зубы не отвлекает? А мыть руки перед едой? Не жить на улицах, названных в честь массовых убийц и их пособников — тоже требование гигиены. Двадцать пять лет ничего не отвлекало, а как коммунистических истуканов не будет — так отвлечет. Переименование никак не поможет  победить коррупцию, бандитизм, туберкулез и целлюлит. Но точно — не помешает.

Что касается раскола, дальнейшего отчуждения и «объятий оппозиции», то можно подумать, что до сих пор «советский нарратив» только и делал, что поддерживал Майдан и Революцию достоинства, курс в Европу и НАТО, а сейчас его можно «оттолкнуть». Простите, а кто напал на Украину? Кто оккупировал Крым, кто вторгся в Донбасс, как не «советский нарратив»? Кто эти кургинянцы-дугинцы? Разве тоталитарный «Русский мир» не синоним «нео-СССР»? Мы ведь воюем с не настоящей Россией, мы воюем с СССР, который сейчас называет себя «Российская Федерация», также как его узурпатор называет себя «избранным президентом».

Именно эта псевдо-Россия, не порвавшая со своим преступным прошлым, считающая гибель СССР не победой свободы над тоталитарным рабством, а «величайшей катастрофой» — яркий пример того, к чему могут привести метастазы совковости. Именно на ее примере мы видим — нацизм, коммунизм, исламизм, евразийство — только формы злокачественного заболевания, имя которому — тоталитаризм. Дело не в идеологии, а в практике. Закон потому и объявляет преступными две тоталитарные формы правления, что мы подверглись именно их инфекции.

Декоммунизация — не очень точный термин. Десоветизация — чуть точнее. Мы должны избавиться от СССР в себе — это самое главное. Не забыть о нем, но и не простить. Ни того, что наши отцы и деды были его рабами, иногда по принуждению, а иногда (и это хуже всего) — по доброй воле. Ни того, что сами мы — родом из  СССР, что еще не всегда понимаем, в какой отвратительной стране мы жили, и подчас с теплым чувством вспоминаем какие-то  моменты. Ностальгия по Советскому Союзу — это ностальгия уроженцев концлагеря по случайно полученной лишней пайке, по своему бушлатику, по тому, что «там был порядок», «жили душевно», «не все было плохо». Глядишь, и позволят снять кино про колхозный рай или нарисовать портретик знатного «бугра».

Есть те, кто признает болезнь, но свыкся с нею, привык к ней. Есть другие — кто не признает ее, даже бравирует, гордится тем, что «родом из Союза». В наиболее острой форме — мечтает снова построить «соцлагерь».

Закон демократичен — он не предписывает, как называть улицы и проспекты. Это решает громада.  Он лишь предписывает, как они не должны называться. Так, например, дело родителей, как назвать своего ребенка, но есть неприемлемые и запрещенные законом формы имен — мат, оскорбления и т.п.  

Я считаю, что недопустимо пытаться манипулировать — мол, пусть Днепропетровск останется с тем же названием, но в честь другого Петра, пусть и великого Петра Григоренко. И городов и улиц Дзержинского также нельзя оставлять, делая вид, что увековечивают его вполне достойного брата. Надо умываться честно, а не как Том Сойер — делая вид.

Я как-то писал, что Днепропетровск не начнет сам переименовываться, пока не возникнет прагматичный повод. Теперь он есть — «Закон № 2558».

Я бы даже усилил норму закона — если в течение полугода громады не справятся сами, не назначать новые названия сверху, а лишь отменять старые, временно вводя цифровые — улица Д346.  В этом есть смысл — дать понять, что Кировых-Артемов точно больше не будет, а раз ты сам не смог выйти из «дома рабства» — поживи пока под номером. Я думаю, люди быстро найдут новое название —  больше будет Абрикосовых и Виноградных. Или будем жить, как Ниро Вульф в Нью-Йорке, на Западной 35-й улице.

Можно ли изменить ментальность только законодательно? Нет, конечно. Не только. Но и законодательно тоже. Главное — на этом не остановиться.

А еврейской общественности я бы посоветовал не переживать оттого, что не будет улиц массовых убийц, садистов и преступников, мало чем отличающихся от Эйхманов и Гейдрихов, а постараться, чтобы на картах наших городов появились улицы достойно представляющие нас, — Бешта, Голды Меир, Бродского и Высоцкого, Иосифа Агнона и Бруно Шульца. Да мало ли прекрасных имен, достойных того, чтобы в их честь называли улицы и площади.

P.S. Вряд ли мой родной город назовут Иерусалимом-на-Днепре, хотя он и достоин этого. Так пусть будет Кодак (польская крепость на правом берегу Днепра, — прим. ред.) или просто Днепр. Главное — чтобы мы продолжили процесс избавления, очищения и лечения, начатый Революцией достоинства.

Слава Украине!