На третий день этой — самой тяжелой из всех израильских войн — легендарный Моше Даян говорил о катастрофе и призывал раздать гражданам гранатометы на случай арабского прорыва. Через две недели израильтяне стояли в 100 км. от Каира... 40 лет назад завершилась Война Судного дня, о последствиях и уроках которой мы говорим с ее участником, главой ЕА «Сохнут-Украина» Яковом Файтельсоном.

— Яков, вы приехали в страну в начале 1972-го. Какие настроения витали тогда в обществе в отношении перманентного конфликта с соседями по региону?

— Если коротко — шапкозакидательские.  Как уверял нас Моше Даян, лучше ситуации в Израиле не было за всю его историю. И это была общепринятая точка зрения — арабы разбиты вдребезги пять лет назад, а Война на истощение захлебнулась в 1970-м после того, как были сбиты пять советских летчиков и главком ВВС СССР отдал приказ прекратить атаки на израильские позиции. Общественная эйфория порой напоминала атмосферу, царившую в СССР перед войной.

Одним из немногих, кто плевал тогда против ветра, был высокопоставленный военный инженер Йосеф Дориэль, с которым я познакомился уже после войны.  В своем докладе генштабу в июле 1973 года Дориэль подчеркивал, что обстановка вокруг Израиля напоминает затишье перед наступлением Вьетконга 30 января 1968 года в день Тет (местный Новый год, самый почитаемый праздник во Вьетнаме), когда многие солдаты южновьетнамской армии находились в увольнительных и не успели вернуться в свои части. Он предупреждал, что есть опасность повторения этого сценария в Израиле, причем на Рош а-Шана. В генштабе этот отчет, как и многие другие, положили под сукно.  

— Ну, хорошо, а в Израиле в те годы кто-то говорил о мирном урегулировании?

— Еще 19 июня 1967 года правительство единогласно проголосовало за возврат Синая Египту, а Голанских высот Сирии в обмен на мирные соглашения. Но в августе того же года в Хартумской декларации арабский мир закрепил принцип трех «нет»: нет признанию Израиля, нет переговорам с Израилем, нет миру с Израилем.

— А план Роджерса и инициатива Ярринга, которые Египет принял, пусть и с оговорками, а Израиль отверг, за что некоторые политологи до сих пор критикуют Голду Меир, утверждая, что договор, подобный кемп-дэвидскому, мог быть подписан еще в 1971-м? И Войны Судного дня можно было избежать…

— Голда — очень прагматичный политик, ей сложно было повесить лапшу на уши лозунгами о скором всеобщем мире. И в этом смысле в 1970-е не было большой разницы между левыми и правыми.  К тому же египетские «оговорки»  включали категорическое требование к Израилю отступить со всех территорий и решить проблему палестинских беженцев еще до начала мирных переговоров, что поставило бы Израиль в положение значительно худшее, чем перед Шестидневной войной.

Не удивительно, что когда Голду упрекнули в империалистических устремлениях, она парировала: «Лучше быть живым империалистом, чем мертвым миротворцем».

В тот период арабы (и не только они) еще верили, что не сегодня-завтра проблему удастся решить военным путем. Я хорошо помню статью в «Красной звезде» весной 1967 года, где, анализируя соотношение сил на Ближнем Востоке, автор с ехидством вопрошал: чем собираются израильтяне защищаться, апельсинами? Советская стратегия исходила из арифметики и основывалась на подсчете количества штыков. 150 миллионов арабов против двух миллионов евреев — ясно, что развязка — лишь дело времени. Но мы живем в мире высшей математики, где значение имеет не количество, а качество…

— Где лично вас застала война?

— На столе. У нас перегорела лампочка в салоне и я, стоя на столе, ее менял, когда прозвучала сирена воздушной тревоги — 6 октября в 14.00, когда сирийские самолеты пытались атаковать Хайфу. В шесть вечера я уже был в своей части — темпы мобилизации были невероятными (на всеобщую мобилизацию даже в такой маленькой стране, как Израиль, отводится 16 часов, — М.Г.).

Характерная деталь: нас уже призывали в том году — в июне — видимо, потому, что допускали возможность нападения. Как потом стало известно, Садат еще в мае 1973-го планировал начать войну, но из-за мобилизации сдвинул дату атаки. Предсказание Йосефа Дориэля сработало с опозданием в 10 дней, ведь это у вьетнамцев главный праздник — Новый год, а наш самый уязвимый день — Йом Кипур, когда не ходит транспорт, нет радиопередач и т.п.

Итак, в шесть вечера я уже был на юге, у границ Синая, и тут, в разительном контрасте с оперативно проведенной мобилизацией, начались проблемы. Выяснилось, что пушек нет, лишь спустя пару дней нам отдали орудия артиллерийской школы. Тогда оказалось, что и снаряды есть только бронебойные, которые в ПВО практически бесполезны — необходимы разрывные, поскольку осколки такого снаряда разрушают корпус самолета. Бронебойный же просто прошьет воздух и, пролетая даже очень близко от самолета, не причинит ему особого вреда. Да и бронебойных у нас было с гулькин нос.  

Мне, как командиру орудия, полагался «Узи» — и я его получил, но с одним магазином. На весь расчет — 7 человек — выдали еще три чешских маузера с пятью патронами на каждый. И все… Было не до смеха, поскольку в первую же ночь сообщили, что в нашем направлении движутся вертолеты с египетскими коммандос. Личный состав  батареи был очень пестрым — новые репатрианты из 32 стран, харедим и ребята, имевшие в юности проблемы с законом. В общем, пришлось объяснить, что бежать нам некуда и спрятаться тоже некуда, поэтому каждый патрон должен найти свою цель. До сих пор картинка перед глазами — мы заняли позиции вокруг орудия, загнали бронебойный снаряд в ствол и стали ждать… На наше счастье, «Кфиры» перехватили эти злополучные вертолеты на полпути.

А потом бардак прекратился, стали поступать боеприпасы, мы даже проводили учения, однажды едва не сбив собственный «Скайхок», имевший глупость сбросить бомбы на наши позиции, за что получил от нас оплеуху из трофейных советских и польских 37-миллиметровых пушек. Еще через несколько дней были захвачены советские 23-миллиметровые пушки, их поставили на старые израильские бронетранспортеры, и у нас появилось новое превосходное самоходное зенитное орудие.

— Совсем недавно в «Маарив» вышла статья, автор которой утверждает, что сегодня Израиль не выиграл бы Войну Судного дня из-за преклонения перед принципом  «общество имеет право знать». Знать о том, что бесстрашный Моше Даян погружен в глубокую депрессию, сирийские танки близки к захвату Голанских высот, а в районе Суэцкого канала сотни солдат ЦАХАЛа захвачены в плен. На этом фоне корреспонденты сообщали бы о царящем хаосе, быстром продвижении египтян и сирийцев и полной потере контроля за происходящим…   

— Зачем далеко ходить — Вторая ливанская война была уже в век Интернета, и все СМИ молчали в тряпочку, пока она шла — говорить начали потом, и так громко, что глава Генштаба и премьер-министр лишились своих постов. Когда на страну обрушивается война, даже застав нас со спущенными штанами, израильтяне отдают должное цензуре и самоцензуре — в конце концов, дети и внуки редакторов ведущих израильских СМИ тоже служат в ЦАХАЛе.  Сказать, что сегодня мы бы не выиграли войну, подобную войне 1973 года, — явный абсурд…

Это не значит, что надо самоуспокаиваться, потому что Суэцкий канал — самый лучший противотанковый ров — все равно надо защищать, это было верно тогда, верно и сейчас. У нас любят говорить (в том числе и бывшие высокопоставленные военные), что мы ничему не учимся. Но Израиль сделал выводы из Войны Судного дня. Достаточно прочесть книгу Эрвина Тоффлера о первом вооруженном столкновении суперсовременного общества с обществом индустриальным — Ливанской  войне 1982 года, когда в течение одного дня израильтяне разгромили всю советскую систему ПВО —  более сотни новейших батарей с расчетами. Около 90 сирийских самолетов было сбито тогда за один день при израильских нулевых потерях. Бывший главком ВВС Израиля Эзер Вейцман сказал как-то о Войне Йом Кипур: ракета сломала крылья самолету. В 1982 году мы сломали эту ракету.

— Яков, а вы и ваши однополчане имели реальную информацию о положении на фронтах? 

— Мы знали, что ситуация тяжелая, на наших глазах упал израильский «Фантом», до сих пор помню черный дым от взрыва… Но события развивались стремительно — первая атака дала колоссальное преимущество египтянам и сирийцам, а потом… Когда египтяне были вынуждены выглянуть из-под зонтика ПВО и начались танковые бои, то Шарон, Брен и Таль показали им, где раки зимуют, — в течение двух дней вся танковая мощь Египта по нашу сторону канала была уничтожена. Более того, после окружения Третьей египетской армии арабов спасло лишь советско-американское вмешательство. Интересы сверхдержав совпали — никто не хотел допустить полной израильской победы. Иногда друзья ведут себя так, что и врагов не надо, особенно, если эти друзья еще и соплеменники.  Когда госсекретарь Генри Киссинджер заявил, что надо позволить израильтянам «немного истечь кровью», забыв, что это кровь его народа, — о чем можно говорить… Тем не менее египетская армия была разгромлена, и 22 октября ЦАХАЛ стоял в 100 км. от Каира, правда, как пишут сегодня, путь к столице Египта преграждала бригада советской армии с ракетами типа СКАД, возможно, с ядерными боеголовками.

— Война закончилась, на 101-м километре шоссе Каир-Суэц было подписано соглашение о разъединении войск. Насколько быстро заговорили о цене победы и просчетах кампании?

— Практически сразу — нам дали краткосрочный отпуск — мы возвращались домой и говорили-говорили-говорили. Вскоре стало известно, что погибло около 2500 человек, для советского человека эта цифра потерь в тяжелой войне выглядит странно, но не для Израиля, где все знают друг друга лично. А кроме того, была обида — как такое могло произойти?

Было понятно, что Даян потерял уверенность в себе, и если бы Голда Меир обладала неким военным опытом, то вела бы себя по-другому. Но она доверяла своим генералам.

— Это, кстати, подтверждается рассекреченными буквально на днях документами комиссии Аграната по расследованию причин Войны Судного дня. В одном из них премьер-министр признается: «Я не думала, что будет правильным спорить с начальником генштаба или с главой военной разведки. В душе я что-то чувствовала, но все равно не решалась пойти наперекор, о чем сегодня жалею. Максимум сказали бы, что я просто глупа, что, впрочем, недалеко от истины».

— Это еще одно свидетельство, что здравый смысл и внутреннее чувство, как говорят  англичане, gut  instinct, — были присущи Голде. Она знала, что нужно делать, но не решилась перечить профессионалам.  И это — наше израильское проклятие. Мы полагаемся — вполне логично — на мнение специалистов. Но выясняется, что далеко не всегда боевой офицер с прекрасным послужным списком является хорошим стратегом. И Война Судного дня это продемонстрировала. Более того, в ходе Второй ливанской войны выяснилось — и это невыученный урок войны 1973 года — что подготовка генералов в ЦАХАЛе на уровне Академии Генерального штаба была фактически прекращена много лет назад…

— Давайте вернемся в 1973-й. Как общество отреагировало на явные просчеты политического руководства, не потускнел ли лик национальных героев, того же Моше Даяна?   

— Мы очень любим рефлектировать по поводу Войны Судного дня, победа в которой на самом деле значительно более величественна, чем в Шестидневной. Оказаться в критической ситуации, буквально в течение недели изменить ход войны, а еще через неделю стоять в 40 км. от Дамаска — вот, что на самом деле убедило соседей, что нас отсюда не выжить. Победа была грандиозной, и во что мы ее превратили? Кто спорит — уроки надо извлекать, но глупо бесцельно теребить раны. У американцев был Перл Харбор, где за считанные часы погибли 2400 моряков, была потоплена дюжина кораблей сверхдержавы и уничтожено около 200 самолетов. А у нас раздули историю психологической травмы.

— Но она же была, эта травма…

— Несомненно, но есть разные способы изживать травму. У нас ее препарировали не для того, чтобы излечиться, а из некого садомазохизма.

— Это можно понять, ведь лидеры так и не приняли на себя ответственность за допущенные ошибки.  Голда Меир пошла на выборы в декабре того же года, и Рабочая партия снова стала у руля страны. Как забыть о полученных ранах, если их виновники  заняли те же кресла?

— Вы правы. Израиль — ненормальное государство. Лучший пример описанного подхода — Шимон Перес, после какого-то скандала заявивший: «Я принимаю на себя всю ответственность». «Ну и», – спросила общественность? «Что ну и, — удивился Перес, —  я же сказал, что принимаю на себя всю ответственность». И продолжил, как ни в чем не бывало. Аналогичная ситуация сложилась после Войны Судного дня. Все началось с протеста одиночки — Моти Ашкенази — командира форта «Будапешт» — единственного израильского укрепления на Суэцком канале, сдержавшего все атаки египтян. Он стоял напротив Кнессета — курил трубку и держал плакатик: «Бабушка, твой министр обороны не справился, и ты потеряла 3000 внуков». Ашкенази был героем, но его нещадно били — как он посмел идти против Рабочей партии, которая априори всегда права, которая создала это государство, одержала все его победы и ведет нас в светлое будущее?! А тут выходит этот, с позволения сказать, герой и требует — страшно сказать — отставки  правительства — Моше Даяна, Голды Меир!

Эффект Ашкенази превзошел все ожидания — к нему присоединились тысячи резервистов — я тоже участвовал в общественных протестах. Идея о том, что десятки лет доминирования Рабочей партии (с 1920-х годов, еще до провозглашения государства Израиль) коррумпировали страну, захватила общество. Под коррупцией я понимаю не взяточничество (в большинстве своем у власти были безупречно честные люди, готовые отдать жизнь за Эрец Исраэль), а уверенность в том, что ты всегда прав, а если кто-то этого не понимает, надо указать ему на место. И именно последствия Войны Судного дня внесли коррективы в эту парадигму — Израиль стал другим…

— Яков, а реакция международного сообщества на Войну Йом Кипур не кажется вам странной? Вот ведь парадокс — после Шестидневной войны агрессору, нанесшему превентивный удар, аплодировали, а в 1973-м Израиль, подвергшийся ничем не спровоцированному нападению, был предан всеобщему остракизму… Не говоря уж о том, что десятки стран третьего мира, которым Израиль помогал в 1960-е строить свою независимость, считавшиеся истинными друзьями еврейского государства, отвернулись от него навсегда.

— Это лишь доказывает максиму: победитель получает все. Перед Шестидневной войной  мировое общественное мнение было явно не на стороне Израиля, вспомните, как президент США долго не мог найти и так и не нашел американский документ от 1957 года, гарантировавший Израилю свободу судоходства в Тиранском проливе.  Тогда мы не прислушались к международному сообществу, нанесли превентивный удар и выиграли за шесть дней войну.  И как на это отреагировало сообщество? Совершенно верно, зааплодировало. А в 1973-м мы засомневались в своей победе …и заставили сомневаться в ней остальной мир. И это — еще один невыученный урок Войны Судного дня. 

Беседовал Михаил Гольд