Тема реституции еврейской общинной собственности, национализированной советской властью или отобранной в годы Холокоста, обсуждается не слишком часто. Для понимания масштаба проблемы — на сегодняшний день общине возвращено менее 10% сохранившихся зданий синагог. Это не говоря уж обо всех других объектах (а в Украине их тысячи).     С одной стороны, пауза, взятая общиной в обсуждении этого вопроса, психологически понятна. Какой смысл обсуждать проблему, для решения которой государство совершенно не намерено идти на какие бы то ни было практические шаги.

Большая хоральная синагога Дрогобыча

Но с другой, — решение вопроса невозможно без его постановки. Сегодня же складывается ощущение, что тема реституции совершенно выпала из повестки  дня. В 1990-е годы это было не так: здания синагог довольно активно возвращались религиозным общинам, а тема реституции регулярно звучала в контексте обсуждения евроинтеграционных процессов и отношений нашей страны с Соединенными Штатами. Сейчас же власть делает вид, что удовлетворила потребности общины в помещениях для культовых нужд, и это, в целом, укладывается в общую логику деятельности держателей контрольного пакета акций Закрытого акционерного общества «Украинское государство». Удивительно другое — то, что еврейская община, видимо, вполне довольна сложившимся статус-кво.    

Конечно, исходя из реального положения дел, когда руководители страны последовательно не выполняют собственные обещания, закрепленные на  законодательном уровне, община должна реалистично оценивать весьма туманные перспективы процесса реституции, не питать несбыточных надежд и приспосабливаться к действующим правилам игры. Однако часть ответственности за отсутствие реального прогресса в этом вопросе лежит и на еврейском сообществе.      

Есть ли на самом деле у общин потребность в возвращении зданий? Если да, то что  реально может быть сделано в этом направлении? Какие подводные камни, помимо отсутствия у государственных органов малейшего желания идти навстречу общине, могут быть у этого процесса — если он, конечно, сдвинется с мертвой точки? 

Суета вокруг кенассы

В очередной раз вернуться к теме реституции заставил недавний мини-скандал вокруг  здания киевской караимской синагоги 1902 года постройки (впоследствии община выхлопотала изменение официального названия молитвенного дома на «кенасса»). Известный писатель и политик Александр Бригинец, на тот момент уже избранный в ВР, но еще не сложивший полномочий депутата горсовета (и главы Комиссии по вопросам культуры и туризма), заявил, что еврейская религиозная община любавичских хасидов обратилась с просьбой разрешить ей арендовать помещение в здании кенассы для проведения молитв в пятницу, субботу и праздничные дни. Бригинец, в принципе, склонялся к удовлетворению этой просьбы на условии почасовой аренды. Совсем недавно стало известно, что за хасидов хлопотал другой депутат горсовета, бизнесмен и деятель столичной еврейской общины Александр Лойфенфельд.                

Лишившееся в советское время купола и части орнамента, но до сих пор роскошное здание в «мавританском» стиле на ул. Ярославов Вал, в самом центре Киева, в настоящее время занимают Дом актера и Союз театральных деятелей Украины. В прошлом Киевское караимское национально-культурное общество «Догунма» обращалось к городским властям с просьбой о возвращении здания для культовых нужд общины, однако безрезультатно. На самом деле, даже по данным переписи 2001 года (к сожалению, в силу естественных демографических процессов с тех пор эта цифра могла только уменьшиться), в Киеве караимами назвали себя всего около ста человек. Какое-то отношение к деятельности общины имеют буквально единицы. Есть ли у общины реальная потребность в большом молитвенном доме — вопрос риторический.

Тем не менее, в силу специфического отношения современных украинских караимов к любому упоминанию достояния их общины в контексте еврейского наследия, сама возможность предоставления хасидам права молиться в караимской синагоге вызвала протест. Представители различных караимских национальных организаций в один голос заявили о недопустимости позитивного решения этого вопроса. Хотя Лойфенфельд и объяснял журналистам, что речь идет не о возвращении здания в рамках реституции, а лишь об аренде в определенные часы, и выразил готовность реконструировать кенассу в случае положительного решения проблемы (очевидно, что у караимской общины такой возможности нет), страсти разгорелись не на шутку. «Типично еврейской провокацией» и «обыкновенным рейдерским захватом» назвал просьбу депутата помочь хасидской общине председатель Духовного управления религиозных организаций караимов Украины Виктор Тирияки. Иудейская община намеревается «спровоцировать в Украине конфликт на национальной и конфессиональной почве», — вторит Ассоциация «Крымкарайлар».        

Таким образом, очевидно, сколь серьезным может быть скандал внутри самих национальных сообществ лишь при постановке вопроса не о реституции даже, а о предоставлении исторического здания в аренду одной из общин.     

Спор пасынков за наследство

Конечно, пример с хасидами и кенассой — экстремальный и нетипичный. Однако в утрированном виде он иллюстрирует некоторые общие проблемы в этой сфере.   

Во-первых, не лишним будет напомнить, что в данном случае речь идет не о реституции, а об аренде. Насколько мне известно, в настоящее время в разных городах Украины несколько исторических зданий синагог арендуют для проведения богослужений христианские общины, но еврейские организации не устраивают по этому поводу скандала. Не думаю, что религиозные чувства верующих подобный факт оскорбляет больше, чем функционирование в помещениях бывших молитвенных домов спортивных школ или вульгарных кабаков. Однако интересно в целом задаться вопросом — уместно ли религиозной общине арендовать для отправления культа помещение в здании, которое, согласно Закону о свободе совести и религиозных организаций и различным президентским указам, должно быть либо возвращено религиозной общине в собственность, либо предоставляться в бесплатное пользование? Не легитимируется ли таким образом самой общиной статус-кво, состоящий в фактическом отказе государства от выполнения собственных обязательств?

Мне вспоминается в этом контексте ситуация 1997 года с Центральной киевской синагогой («синагогой Бродского»), когда еврейские бизнесмены оплатили реконструкцию и переезд Театра кукол в другое здание. Тогда был создан прецедент, позволивший местным властям и в других городах утверждать в ответ на обращения о реституции, что они со своей стороны готовы отдать синагогу общине при условии, что евреи возьмут на себя все расходы, связанные с переездом в другое помещение организации, ныне занимающей здание. В случае неготовности общины выполнить это противоречащее закону требование местные власти ссылались на невозможность возвращения здания в связи с отсутствием средств, необходимых для его освобождения.

Во-вторых, опять-таки с формальной точки зрения, в случае караимов и любавичских хасидов речь идет о разных конфессиях. В официальном заявлении Ассоциации «Крымкарайлар» по поводу столичного скандала говорится: «Крымские караимы и евреи — это разные народы. Первые имеют тюркское происхождение, последние — семитское. Также они разнятся и по вероисповеданию. Караизм [sic!] отличается от иудаизма так же, как от него отличаются христианство и ислам». Подобная позиция, как минимум, спекулятивна. То ли из-за неграмотности, то ли в силу сознательного искажения фактов она явно грешит против исторической правды. Однако именно эту позицию готовы поддержать некоторые не слишком разбирающиеся в теме «эксперты», в том числе громоздящий нелепицу на нелепице главный официальный отечественный религиовед Анатолий Колодный.

Не будем еще раз подробно разбирать многократно пережеванный и давным-давно решенный в научной литературе вопрос о том, можно ли считать караимов евреями (а современных украинских караимов — легитимными продолжателями караимских традиций XIX в). В контексте интересующей нас темы важнее другое: в острой форме поставлен вопрос, зачастую актуальный и в случаях с синагогами: а какая именно община имеет право претендовать на возвращение здания?

Очевидно, что общины именно того толка, которые строили эти храмы сто и больше лет назад, сегодня практически отсутствуют. На практике это означает, что многие ортодоксальные раввины резко возражают против передачи зданий синагог реформистским конгрегациям (известным у нас как общины прогрессивного иудаизма). Аргументация ортодоксов при этом примерно следующая: сто лет назад никаких «реформистов» на территории нашей страны не было (что не вполне правда, по крайней мере, относительно некоторых регионов), да и вообще реформистские общины не могут считаться «достаточно» еврейскими (например, не признавая Талмуд как Устную Тору, данную Всевышним Моисею на горе Синай). Но что делать, если единственная реально действующая или даже просто единственная община в городе — реформистская? Пожалуй, здравый смысл подсказывает, что именно она должна претендовать на здание синагоги. Но могут ли, например, общины т.н. «мессианских евреев» (подобных движению «евреи за Иисуса») претендовать на здания синагог? Очевидно, все-таки нет — подобное решение действительно могло бы оскорбить религиозные чувства евреев.  Где же проходит граница допустимой вариативности в этом вопросе?   

Наверное, как это ни парадоксально, только государственная классификация (по которой, например, караимское вероисповедание отделено от иудейского) и может служить ориентиром. По крайней мере, с того времени, как еврейские организации добились, чтобы общины мессианских евреев не  регистрировались как иудейские. В конце концов, подавляющее большинство переданных за последние 20 лет в Украине зданий синагог достались любавичским хасидам — движению, которое еще в 1990-е годы в еврейском мире рассматривали как находящееся на грани «вызревания» в мессианскую секту.

Но если еврейская община принимает принцип соответствия формальному показателю регистрационной классификации, то она теряет право претендовать на караимские синагоги. Вопрос о том, насколько правомерны претензии на наследие караимской еврейской общины XIV – XIX вв. современных украинских караимских организаций, отказавшихся от собственного еврейского прошлого и ударившихся в неоязыческие культовые практики хороводов вокруг священных дубов, не должен быть дискуссионным. Правомерны, какие бы чувства мы ни испытывали по этому поводу.          

Кстати, в этом контексте можно вспомнить, что единственным законным наследником еврейской собственности в Центральной и Восточной Европе — в культурном ареале общин, уничтоженных в ходе Холокоста, — считает себя Израиль. Полагаю, еврейские общины стран региона придерживаются иной точки зрения по этому вопросу.  

Впрочем, даже многих православных верующих занимает вопрос — какое право имеют современные религиозные общины, включая Русскую православную церковь Московского Патриархата, претендовать на наследие дореволюционной государственной Православной российской церкви синодального периода.     

Для нас же достаточно констатировать — отсутствие солидарной позиции различных еврейских организаций по вопросу реституции и наличие внутренних споров и противоречий в значительной степени затрудняет формирование единой позиции общины и, следовательно, ослабляет ее позиции в переговорах с государством.

Никто никому ничего не должен  

Наконец, возвращаясь к инциденту с кенассой, отметим, что киевская караимская община, претендуя на здание, возможности которого на порядок превышают ее реальные потребности, на самом деле представляет собой скорее типичный для еврейских общин случай, чем исключение. В подавляющем большинстве провинциальных городков, где сохранились порой поистине монументальные здания синагог, еврейская община либо весьма малочисленна, либо отсутствует вовсе.

Впрочем, что уж говорить о провинции? Галицкая синагога в Киеве, функционировавшая до 1930 года, а впоследствии поглощенная заводом «Транссигнал», была возвращена киевской городской еврейской общине в 1992 году. И только спустя десять лет, в течение которых здание стояло в запустении (росли только долги за отопление и электричество), община сумела привлечь внешних спонсоров для проведения реконструкции и начала функционирования синагоги.

Этот случай, как и приведенный выше пример синагоги Бродского, по-своему показателен. Перед многими еврейскими организациями как «быть или не быть?» всерьез стоит вопрос: что делать, если величественное, но полуразвалившееся здание бывшей синагоги вдруг действительно передадут на баланс общины? Только в исключительных случаях, когда зарубежная община видит в украинской синагоге привлекательный для паломничества объект (в Умани, Меджибоже или дворце ружинских цадиков в Садгоре), местная община может надеяться на привлечение средств, достаточных хотя бы для приведения храма в приличный вид.

При этом значительно чаще в разваливающиеся здания бывших сокоморсовых заводов, как в Шаргороде Винницкой области, или маслозаводов, как в Вижнице Черновицкой области, некому вложить средства для создания культового центра.

С учетом сказанного, пассивность еврейской общины в вопросе реституции общинной собственности (хотя бы только культового назначения) не удивляет. Действительно, что же делать, если вдруг вернут?

Возможно, будь государство сколько-нибудь заинтересовано в создании имиджа  страны, привлекательной для внешнего пользования (для иностранцев) и мультикультурной — для внутреннего, приемлемым для всех заинтересованных сторон решением стало бы создание еврейских музеев в зданиях бывших синагог. Музеи в какой-то степени замещают отсутствующую сегодня по понятным причинам «живую» еврейскую общину в городском ландшафте Восточной Европы. Символически значимые для евреев объекты перестают носить «внутренний» характер и начинают выполнять важнейшую для всего общества функцию. Радоваться тут, пожалуй, нечему, но это естественный и неизбежный процесс на территории затонувшей «еврейской Атлантиды».     

Но, в любом случае, это пока не о нас. Украина — не только не Россия, как утверждал бывший президент страны, но и не Польша, и не Чехия, где еврейское наследие стало частью копилки культурного достояния всего народа.

В отличие от восточноевропейских стран ни полноценного процесса реституции, ни в целом деэтнизации восприятия собственной истории и культуры в нашей стране не произошло. И не только власть в этом повинна. Зачем местным еврейским организациям лишние хлопоты, связанные с созданием музеев, если им нужна недвижимость, которой можно свободно распоряжаться и чей потенциал значительно превышает реальные потребности общины?        

Не думаю, что в такой ситуации до конца честно утверждать, что процесс реституции застыл в мертвой точке только из-за позиции государства.

 Вячеслав Лихачев, специально для «Хадашот»