Евгений Шварц

«Евгений Львович Шварц родился 9 октября 1896 года в Казани. Его отцом был Лев Борисович (Васильевич) Шварц — принявший православие еврей, матерью — Мария Федоровна Шелкова — из православной русской семьи. Причем православным был не только отец Евгения Шварца, но и его дед, получивший при крещении, имя Борис (по восприемнику — Лукич)».

Википедия хорошо постаралась: и мама Федоровна, и папа Васильевич, и дед Лукич. Но стоит прочитать «Дракона», чтобы убедиться: автор этой пьесы — «из иудеев». Такая ирония — только у этого народа-племени. Пара поколений православных по крови или тем более по метрике не смогла существенно изменить генетики тысячелетиями битой собаки, вынужденной смотреть на мир с прищуром недоверия и принимать все cum grano salis — с крупинкой соли. Если бы Гитлер не решил истребить евреев, чтобы подняться на волне антисемитизма, он все равно пришел бы к «окончательному решению»: вся власть и слава фюрера была построена на лжи, она не выдерживала рентгеновского еврейского прищура.

«Дракон», почти как «1984» Оруэлла, — энциклопедия тоталитаризма. Кроме массы более или менее существенных атрибутов этого строя, Оруэлл и Шварц сформулировали по одной фундаментальной его черте. Вклад первого — doublethink — двоемыслие живущих при тоталитаризме, вклад второго — непременно поражающий их стокгольмский синдром. Люди не только смирились с Драконом, который царствует-государствует на их земле уже 400 лет, но нежно любят его. Что бы ни сказал он, что бы ни сделал, — аплодисменты.

Даже отец девушки, которая в этот год намечена Дракону на съедение, находит в том, что вот-вот случится, нечто положительное. А сама девушка говорит странствующему рыцарю Ланцелоту, вызвавшему Дракона на поединок: «Зачем вы затеяли все это? Я не упрекаю вас, — но все было так ясно и достойно. Вовсе не так страшно умереть молодой. Все состарятся, а ты нет».    

Кадр из кинофильма «Убить Дракона»

Ну что поделаешь с таким народом, как поможешь тем, кто сам себе не хочет помочь?

Сказки обычно кончаются победой рыцаря над Драконом. Сказка Шварца заглядывает «по ту сторону» победы. Ланцелот отрубил все три поганые драконьи головы… но, как и можно было ожидать, их не три, а почти по счету жителей этого славного города. Да, на каждой бюргерской шее — драконья голова. У каждого достопочтенного гражданина — пропитанная драконьим ядом душа. Вместо Дракона верховную власть берет тот, кто был при нем бургомистром. У этого нет когтей и чешуи, но что с того, если правит он по тем же драконовским законам и к тому же собирается взять в жены ту самую девушку, к которой Дракону не удалось присосаться? И девушка опять смиряется и уступает. И народ опять аплодирует.

Поразительно: как угораздило Шварца в сталинабадской эвакуации 1941 — 44 гг. написать такую вещь? Понимал ли он, что сотворил? Сам Шварц настаивал на том, что ни в «Драконе», ни в «Тени» никаких аллюзий не содержится, он просто писал сказки, как Андерсен, по Андерсену. Ну да, ну да. Сказочки, детские такие. Так мы ему и поверим. Все авторы-диссиденты так говорят, а потом, когда Дракон надежно повержен, начинают гордо признаваться, что держали в карманах фигищи размером с арбуз. Даже те, кто не держал в карманах ничего, кроме тридцати сребреников, набираются нахальства намекать, что прятали в карманах какое-нибудь запрещенное в те невегетарианские времена растение. Шварц просто не дожил до времен, когда уже можно было вывернуть карманы.

Так-то оно так, но, с другой стороны, автор «Дракона», возможно, не вполне и лукавил. Что, если Шварц держал в голове Сталина, не считая, что его в голове держит? Может быть, он выписывал в «Драконе» как бы абстрактный алгоритм, формулу тоталитаризма, не думая обо всех его конкретных воплощениях и даже не держа в голове слова этого опасного — тоталитаризм, а просто сочиняя себе сказку о вечных механизмах властной лжи, способах порабощения правды кривдой. Или, в крайнем случае, он думал лишь об одном современном ему воплощении тоталитаризма — фашизме, вытесняя второе в подсознание.

Как бы то ни было, власти поняли «Дракона» лучше, чем сам автор. Постановка Николая Акимова в блокадном Ленинграде была тут же запрещена: ну пусть Дракон — это Гитлер, но все равно... нельзя такую пьесу советскому народу показывать. Почему? А по кочану! Конечно, советская цензура, таким образом, саморазоблачалась, невольно признав, что между Усиками и Усищами существенной разницы нет. 

Прочитав сегодня «Дракона», украинцы не потратят время зря. Даже странно, что никому не пришло в голову устроить на Майдане публичной читки этой пьесы — истории о том, что обычно случается после того, как Ланцелот победил Дракона.

А евреи могут прочитать или перечитать другую пьесу Шварца — «Тень». Не уложится ли в формулу этой страшноватой сказки о том, как тень попыталась уничтожить человека, который ее отбрасывал, не уложится ли в нее мысль Эйнштейна о том, что антисемитизм — вечная тень евреев?

Святослав Бакис, специально для «Хадашот»