Студия "Лимонад" он-лайн
Программа работы студии включает проведение он-лайн лекций, презентаций, концертов и интервью.
Павел Фельдблюм — имя, известное в еврейской общине Москвы. В свое время — исполнительный директор Российского еврейского конгресса, глава еврейской религиозной общины столицы, инициатор и организатор масштабной реконструкции московской хоральной синагоги. После аннексии Крыма и с началом войны на Донбассе Фельдблюм занял принципиальную проукраинскую позицию, а в начале этого года переехал в Киев. О сакральности власти в России, точке невозврата и первых впечатлениях от Украины — в эксклюзивном интервью для «Хадашот».
— Твой переезд в Украину от обеспеченной жизни в Москве — бегство или возвращение?
— И то, и другое, я ведь родился в Харькове и до 9 лет прожил в Украине, для меня это — не чужая страна. Но вырос я в глухом заполярном поселке, где наша еврейская фамилия звучала экзотично, хотя, как я сейчас понимаю, евреев там было немало.
— Волею судьбы ты стал одним из тех, о ком в официальных релизах пишут «стоял у истоков еврейского возрождения в России».
— Именно волею судьбы, поскольку вырос я в достаточно ассимилированной семье. В 1990-м, будучи студентом мединститута в Тюмени, случайно увидел заметку в «Комсомольской правде» о том, что в Москве открылся еврейский культурный центр. Поехал, посмотрел («центром» оказалась Кунцевская иешива) и стал искать нечто подобное в Тюмени. Даже — смешно вспоминать — в горком партии обращался с вопросом, не зарегистрирована ли у них какая-нибудь еврейская структура.
Решил действовать через Москву — набрал целый пакетик 15-копеечных монет и отправился на почтамт — звонить московским знакомым. В общем, отфутболивали меня от «Софьи Иосифовны» к «Абраму Исааковичу» и обратно, пока, наконец (на последней монетке), не порекомендовали: позвоните Владу. Звоню, спрашиваю Влада. На другом конце провода — недоумение. Оказывается, я попал в Ваад — Федерацию еврейских организаций и общин Советского Союза, где меня сначала огорчили тем, что в Тюмени еврейских организаций нет, а потом обрадовали, сказав, что община есть в Свердловске. Всего четыре часа на поезде — и я там.
|
Здесь (в местечке Махнивка, Винницкая область) родился прадед Павла — Гдаль Аврум-Лейбович Фельдблюм |
Инициатива, как известно, наказуема, поэтому вскоре меня (еще 20 лет не исполнилось) избрали председателем Тюменского общества еврейской культуры. Менее чем через год я вошел в Совет, а потом и в президиум Ваада России.
В начале 1990-х община вышла на серьезный уровень, наш фестиваль «Ханука в Сибири» стал известен далеко за пределами Тюмени — у нас выступали все — от Кобзона и Меладзе до Boney M и Лиз Митчел, от Жванецкого и Марка Розовского до Янковского и Рудинштейна. Приезжали даже дочь и внучка Ирвинга Берлина — автора неофициального гимна США «Боже, благослови Америку» и… сына кантора тюменской синагоги.
— А потом была Москва…
— Да, в 1996-м, когда был создан Российский еврейский конгресс, я перебрался в столицу и стал исполнительным директором РЕК. Потом в течение нескольких лет был председателем Московской еврейской религиозной общины (МЕРО). В 2004 году я практически отошел от большой еврейской политики, хотя продолжал заниматься гуманитарными проектами, создал футбольный клуб «Маккаби — Москва», межнациональную футбольную лигу, а в 2009-м собрал и возглавил рекордную по численности (226 спортсменов в 19 видах спорта) российскую делегацию на всемирной Маккабиаде. Когда мы — на глазах у Дэвида Блатта (тогда главного тренера сборной России) обыграли непобедимую американскую сборную по баскетболу, он зашел после игры в раздевалку и каждому лично пожал руку.
— Что именно послужило отправной точкой для отъезда? Ведь тебе было что терять…
— Первым звоночком стала аннексия Крыма, хотя до какого-то момента казалось, что все еще можно разрулить, — эту подлую реальность было очень сложно осознать, в нее не хотелось верить. До поры до времени я публично выражал свой протест, в частности, в блоге на «Эхе Москвы» — и это был тот самый компромисс, который позволял мне оставаться в России. Громко заявляя о несогласии, я дистанцировался от всей этой грязи и как бы снимал с себя ответственность за происходящее — это некий условный договор с самим собой, и я понимаю всю его условность. Позднее эта публичность стала чревата серьезными последствиями, и я принял решение уехать.
В материальном смысле, безусловно, проиграл — в Москве у меня было все в порядке с бизнесом — семья ни в чем не нуждалась. Но при этом никогда я не чувствовал себя так морально комфортно, как сегодня.
— Государственного антисемитизма в России вроде бы нет, и вместе с тем на федеральных каналах, да и из уст некоторых политиков, звучат антисемитские месседжи, не вызывающие ни малейшего отпора со стороны ведущих. Случайность или тенденция?
— В последнее время уже не приходится говорить об отсутствии в России государственного антисемитизма. Надо понимать, что власть в России сегодня — это не Путин со своим Политбюро, а спрут, охвативший своими щупальцами все сферы общественной жизни. Поэтому федеральные каналы — это часть государственного механизма, прямое продолжение власти. Путин сам выстроил систему, при которой он не может уйти от ответственности за что бы то ни было, происходящее в стране. Это не Украина, где фраза Савченко о «евреях и жидах», хоть и не вызвала окрика с самого верха, но где существует множество центров власти, отсутствуют госканалы, а за оскандалившегося депутата не вступается спикер Рады.
— Как это сделал спикер Думы Володин в отношении депутата от «Единой России» и своего заместителя Петра Толстого. Толстой (праправнук великого писателя) пустился в рассуждения о тех, кто «рушил наши храмы, выскочив… из-за черты оседлости с наганом в семнадцатом году, а сегодня их внуки и правнуки, работая … на радиостанциях, в законодательных собраниях, продолжают дело своих дедушек и прадедушек».
— Именно так, после чего Володин предположил, что Толстой имел в виду неких «каторжан». Это мало похоже на осуждение антисемитского бреда известного политика, телеведущего и по совместительству главы российской делегации в Парламентской Ассамблее ОБСЕ. Сам Толстой, кстати, даже не извинился за злополучную фразу (ограничившись словами о том, что его неверно поняли), что не помешало президенту Федерации еврейских общин России (ФЕОР) публично примириться с политиком и пожать ему руку. Это, впрочем, естественно, ведь еврейские организации — тоже элемент властной вертикали, и примирение представителя ФЕОР с вице-спикером Думы напоминает поцелуй двух голов дракона.
С председателем Меджлиса Рефатом Чубаровым |
Павел Фельдблюм и главный раввин Киева и Украины Яков Дов Блайх |
Время от времени подобные пробросы повторяются — так, депутат Виталий Милонов недавно порадовал познаниями в истории, заявив, что «христиане выжили, несмотря на то, что предки Бориса Лазаревича Вишневского и Максима Львовича Резника (депутаты законодательного собрания Петербурга, — прим. ред.) варили нас в котлах и отдавали на растерзание зверям». Это, кстати, тот Милонов, который призывал «вернуть в состав Российской Федерации Харьков, Донецк и Одессу» и всячески оскорблял украинцев.
— Какой дискурс доминирует среди московской еврейской тусовки? Закон страны — закон? Путин — наименьшее зло? Оппозиционный настрой?
— Еврейские лидеры выстроили для себя конструкцию, позволяющую не выглядеть ничтожествами в собственных глазах и оправдаться за столь неприличную, до сращения, близость к власти. Это возможно до определенного момента, но когда на руках этой власти кровь тысяч жителей соседней страны, то сложно остаться незапятнанным…
— Среди этих лидеров много твоих друзей и коллег по еврейскому движению?
— К сожалению, да, и самое печальное, что большинство всё прекрасно понимают. Некоторые пытаются пройти между струйками, другие сознательно заняли активную провластную позицию — по разным причинам, ведь близость к власти определяет сегодня в России практически все.
— Чем объяснить отсутствие реальной оппозиции в России? Ведь пройди завтра честные выборы, народ проголосовал бы за тех же…
— Чтобы поставить такой эксперимент в чистом виде, надо вернуться почти на 20 лет назад. С начала 2000-х системно вышибались все пассионарные силы общества, людей выдавливали из политики и из страны, закрывали свободные СМИ — в результате картина мира стала перевернутой. Помнишь, в детстве были популярны диаскопы — вставляешь диапозитив и любуешься. Но если в диаскопе треснуло стекло, какой смысл обсуждать увиденное на слайдах? А это стекло разбилось давно — мы живем в перевернутом мире, где система зеркал разрушена, гражданское общество уничтожено, а все сферы жизнедеятельности контролирует государство.
— Большинство это, по-видимому, вполне устраивает, серьезного запроса на перемены практически нет…
— Если закатать муравейник под асфальт, то большинство муравьев адаптируются и начнут жить под асфальтом. Постепенно и запрос на жизнь в нормальном муравейнике исчезнет — начнут происходить физиологические изменения, для жизни под асфальтом, например, требуется меньше кислорода.
— А если молодые и образованные муравьи побывали в других муравейниках и им есть с чем сравнивать?
— Мы же знаем, что поддержка Путина мало коррелирует с уровнем образования и социальным статусом.
— И чем это объяснить? Возможно, Путин дал людям то, о чем они втайне мечтали?
— Я предпочел бы думать иначе, поскольку, если согласиться с тобой, более страшного диагноза для российского общества нет. Нынешняя власть заставила россиян жить в матрице, где сохранять здравый смысл невозможно, поэтому хочется верить, что мы имеем дело с адаптацией организма к предлагаемым условиям. Если это так, то при отсутствии внешнего фактора произойдет регенерация.
Когда-то в студенческие годы мы моделировали цирроз печени у крыс, притравливая их четыреххлористым углеродом. Когда внешнее токсическое воздействие прекращалось, то после небольшой хирургической операции структура печеночной ткани возвращалась к норме. Надеюсь, что регенераторные способности российского общества позволят ему восстановиться.
Но если ты прав, и Путин — всего лишь порождение общественного запроса, то это смертельный диагноз.
— Ты уже два месяца живешь в Украине, нет разочарования?
— Нет. Здесь много проблем, но совершенно другая атмосфера — кровеносные сосуды не закупорены, кислород не перекрыт. Кровеносная система организма — это институты гражданского общества, это общественные организации, избирательный процесс — в России всего этого нет или есть в подконтрольном власти формате.
С родителями в Израиле
Совершенно очевидно, что в Украине ничего не предопределено, существует много вариантов развития событий, здесь кипит жизнь. Сегодня одна власть, завтра ее может сменить другая, но общество не допустит узурпации власти кем бы то ни было. Вообще власть в Украине, в отличие от России, не сакральна, она воспринимается совершенно по-другому.
— Пройдена ли точка невозврата в отношениях с Россией?
— Абсолютно. Возврата к довоенной ситуации не будет. И однажды каждому в России придется держать отчет прежде всего перед самим собой, за свое поведение в эти годы. Этого не избежать и еврейскому сообществу, поэтому для меня очень важно, чтобы как можно больше российских и русскоязычных евреев оказались не на темной стороне.
— Собираешься принять участие в местной политической или общественной жизни?
— Я далек от политических процессов, но не буду стоять в стороне от еврейской жизни, поэтому недавно возглавил Попечительский совет Объединения иудейских религиозных организаций и общин Украины. В Одессе и Днепре меня поразил уровень развития еврейской общины, который во многом превосходит киевский.
Характерно, что и мотивация спонсоров здесь иная, чем в России, где люди покупают своеобразную крышу, близость к Путину. В Украине тоже не все идеально, но цдака, как правило, не связана с попытками приобрести административный ресурс.
— Рассчитываешь со временем вернуться или связываешь свое будущее с Украиной?
— Целиком и полностью. Я подал документы на получение украинского гражданства — не вида на жительство, а именно гражданства. Беру уроки украинского языка — понимаю его отлично, все-таки украинская речь звучала в моем детстве, но главная проблема сейчас — не изобретать новых слов вроде «останівка». В целом, я ощущаю, что вернулся домой.
Беседовал Михаил Дор