Всю свою жизнь я принимал решения. Еще подростком, когда отказался жить с родителями в Париже (отец в то время возглавлял там европейскую резидентуру Мосада) и уговорил их отпустить меня домой, в Израиль. Мне было 12 лет. Жил один в нашей тель-авивской квартире до окончания школы. Потом — принимал решения как командир в ВВС, от эскадрильи до управления в Генштабе. Потом — как руководитель целых отраслей промышленности, — будучи главой концерна «Таасия авирит». Последние несколько лет — как политик и министр.

Я видел, как неправильно принятые решения приводили не только к огромным материальным потерям, но и к человеческим жертвам, гибели моих друзей, поставили на грань существования мою страну.

В этом году Йом Кипур выпадает на субботу. Редкий случай. В прошлый раз такое было в 1973-м.

На следующий день после Йом Кипура, в воскресенье, у меня должен был начаться учебный год в Технионе. Но мне позвонили и вызвали в эскадрилью на севере страны. Примчались, конечно, все. Ждали приказа, рвались в бой, но командование просто не знало, что с нами делать. В конце концов, не нашли ничего лучшего, чем отпустить нас по домам. Я переночевал у родителей в Тель-Авиве, а утром вернулся на базу.

Теперь уже все завертелось по-настоящему. Нас отправили в Синай. Там был ад — мы приземлялись только, чтобы заправиться, восстановить боекомплект, и взлетали снова. Нас встречали шквальным огнем. Мы потеряли счет времени и открыли счет потерям. Это продолжалось несколько дней, после чего на Южном фронте наметился перелом — и нас перебросили на Север.

Синайский ад теперь показался чистилищем, настоящее пекло было на Голанах. Здесь я потерял своих лучших боевых друзей — в эскадрилье погиб каждый второй.

Меня часто просили рассказать о той войне. Я всегда отказывался. Не мог. Я ничего не помню. Только лица ребят, которые не вернулись, их голоса и улыбки. Всё. Видимо, мозг и душа включают какие-то защитные механизмы — и отключают память, не позволяя возвращаться к этим переживаниям, чтобы позволить человеку жить дальше. 41 год прошел. Сегодня я впервые вспоминаю об этой войне.

Первое впечатление от мирной жизни: на лекции по авионике половина аудитории оказалась пустой. Война уполовинила не только мою эскадрилью.

Вот что такое последствия неправильных решений.

У нас, в Израиле, цена ошибки может быть непомерно большой — вплоть до того, что исправлять ее будет некому и негде: каждый раз на весах само существование государства. И это не всегда война.

В 1987 году, когда мой отец Ицхак Шамир, светлая ему память, занимал пост премьер-министра, правительство закрыло проект «Лави» по созданию отечественного боевого самолета. Это должен был быть лучший истребитель в мире, по многим показателям опережавший не только советские, американские и французские боевые машины, но и имевшиеся там прототипы. Я знаю, о чем говорю, поскольку возглавлял тогда Управление электроники ВВС, отвечавшее за разработку всей «начинки» военных самолетов.

Узнав, что «Лави» обескрылен, я вспомнил, как незадолго до Шестидневной войны, будучи уже бывалым пилотом, я с товарищами торчал на базе, вслушиваясь по рации в донесения разведки. Мы отчаянно рвались в бой, но политическое руководство медлило и колебалось. Чувство национального унижения усугубила речь тогдашнего премьер-министра Леви Эшколя. Он мямлил. Нас это просто взбесило, потому что вся армия — до последнего рядового — была уверена: мы разгромим противника!

Так и получилось — лишь только было принято решение, которого долго добивались военные от политиков.  В первый же день войны к 11 утра ВВС сделали свое дело — арабские армии лишились практически всех своих самолетов! Народ ахнул. Мир восхитился израильской армией. А основной поставщик вооружения, в первую очередь боевых самолетов, — Франция — объявил нам эмбарго.

Именно тогда, в 1967 году, Израиль осознал, что может полагаться только на себя. Так родился проект, частью которого мне, как пилоту, инженеру и командиру, довелось стать. Позднее правительству пришлось его похоронить из-за давления США. Америка угрожала лишить Израиль финансовой помощи, остро необходимой нашей нищей стране.

Для меня закрытие проекта «Лави» стало крушением надежд. Я решил уйти из армии. Это было трудное решение. Вот-вот мне предстояло получить генеральское звание, среди военных такими вещами не бросаются. У меня состоялся тяжелый разговор с отцом. Он был резко против. Заподозрил даже, что я ухожу из ЦАХАЛа ради денег.

Но я сумел его убедить — не только на словах, но и поступками, что добиваюсь благополучия не для себя, а для своей страны. Именно тогда, на крутом вираже, я осознал, что Израиль просто обязан добиться экономической независимости — в противном случае мы останемся объектом диктата.

С однокурсниками из Техниона мы провели мозговой штурм. Было ясно, что обеспечить экономическую независимость способны только светлые еврейские головы, которые разработают самые передовые в мире технологии. Такого термина, как хай-тек, в 1987 году еще не придумали, но израильская электроника уже котировалась, достаточно вспомнить фирму «Тадиран». Нам, впрочем, требовались совершенно иные масштабы. Мы разработали детальную концепцию, и я представил ее отцу.

Отец проконсультировался с главным ученым Израиля. Так возник фонд «Йозма» («Инициатива»). Впоследствии на базе этого фонда в страну потянулись миллиарды венчурного капитала, производным которых и стал всемирно известный израильский хай-тек — отрасль, развитию и продвижению которой я посвятил четверть века.

Израилю потребовалось около 20 лет, чтобы получившие финансирование светлые еврейские головы обеспечили стране репутацию start up nation — нации технологических инноваций.

Это мы сделали сами — и сделали для себя. Надо принимать верные решения и уметь их проводить в жизнь. Самый повод говорить об этом сейчас — в канун годовщины войны Судного дня, которая из-за ошибочных решений унесла столько жизней и принесла столько разочарований. Самый повод говорить об этом сейчас — после операции «Несокрушимая скала», которая из-за непринятия нужных решений обрекла нас на необходимость новой операции в Газе в скором времени. Поводы будут всегда. Важно, чтобы из ошибок делались нужные выводы и принимались верные решения. Иначе нам здесь не выжить.

Яир Шамир, министр сельского хозяйства