Вроде бы вполне заурядная церемония. В присутствии ведущих политиков и юристов либеральную Дорит Бениш, главу Верховного Суда, сменил, по достижении ею семидесятилетия, консервативный судья Дан Грунис. В заключение спели гимн Израиля. Камера, представляя панораму, задержалась на миг на лице судьи Салима Джубрана. Он, как и все, стоял преисполненный торжественности, но губы его были неподвижны. Разразился грандиозный скандал на всю страну. Судья Джубран — первый израильский араб, ставший постоянным членом Верховного Суда.

Рукописный текст "Атиквы", 1908

Правые пришли в бешенство. Да как он посмел! Это оскорбление символам государства! Немедленно отправить его в отставку! А еще лучше — вышвырнуть из страны, до исполнения гимна которой он не соизволил снизойти!

Другие отнеслись к судье с уважением. Присоединиться к пению гимна было бы с его стороны притворством и лицемерием!

На иврите гимн называется «Атиква» — «Надежда». Он был написан в 1878 году каким-то, так себе, поэтом и стал гимном одной из еврейских «колоний» в Палестине. Затем — официальным гимном сионистского движения, еще позднее — гимном новой еврейской общины в Палестине и, наконец, был утвержден в качестве гимна Израиля. Его мелодия — обработка напева румынской народной песни, которая в свою очередь была подражанием старинной итальянской мелодии.

Слова отражают дух того времени:

    Пока внутри сердца все еще

    Бьется душа еврея,

   И в края Востока, вперед,

   На Сион устремлен взгляд, —

   Еще не погибла наша надежда,

   Надежда, которой две тысячи лет:

   Быть свободным народом на своей земле,

  Стране Сиона и Иерусалима.

Для израильтянина-еврея эти слова безнадежно устарели. Для нас Израиль — не «Восток», а наша надежда стать свободным народом в «нашей» стране уже сбылась.

Но израильтянином-арабом эти слова воспринимаются как публичное оскорбление. Его душа не «еврейская», его глаза никогда не были обращены в «края Востока», а его родина — не «Сион» (холм в Иерусалиме). Единственные слова в гимне, которые он мог бы счесть обращенными к себе, это слова о «надежде стать свободным народом»» на своей земле.

Как может израильтянин-араб, сколь бы предан он ни был государству, пропеть, не устыдившись, слова этого гимна? Судья Джубран может быть прекрасным человеком, но «еврейской души» в нем нет.

Во мне этот случай пробудил одно давнее воспоминание, вызвавшее глубокое сочувствие к отважному судье.

Когда к власти в Германии пришли нацисты, мне было 9 лет. Я был учеником первого класса и единственным евреем во всей школе. Одной из отличительных примет новой власти стали частые торжественные церемонии, например, во славу побед германского оружия в прошлые века, на которых все школьники должны были слушать патриотические речи.

В заключение одного из таких мероприятий, кажется, посвященного завоеванию Белграда в 1717 году принцем Евгением Савойским, — все учащиеся встали, чтобы пропеть два официальных гимна: Германии и нацистской партии. Все должны были поднять правую руку в нацистском салюте.

За долю секунды нужно было принять решение. Я был самым низеньким в зале, будучи на год младше своих одноклассников. Я стоял по стойке смирно, но не поднял руки, нацистского гимна не пел и, помнится, весь дрожал от волнения.

Когда церемония закончилась, мальчишки пригрозили мне, что если я в следующий раз не подниму руку, они переломают мне кости. К счастью, через несколько дней мы покинули Германию.

Не знаю, дрожал ли судья Джубран во время пения, но ясно представляю себе его чувства.

Если судья-араб, достигший самого высокого положения, не считает возможным петь национальный гимн, каково же отношение остальных полутора миллионов арабских граждан Израиля к этому символу государства, да и к самому еврейскому государству? Стали ли они «троянским конем»?

Этому вопросу столько же лет, сколько и самому Израилю. Его пытались сгладить официальной формулой о «еврейском и демократическом» государстве. (Арабы язвительно переиначили: «Демократическое государство для евреев, и еврейское государство для арабов»). Случай с судьей Джубраном выявил эту проблему как никогда прежде. Перед нами лояльный гражданин, отстаивающий законность на самом высоком уровне, который не считает возможным петь национальный гимн. Что делать?

Самый простой ответ: поменять гимн. Сейчас это впервые стало темой некоторых комментаторов.

Скажу о себе: мне «Атиква» никогда не нравилась. Позаимствованная мелодия неплоха, но не подходит для гимна. Гимн должен возвышать и вдохновлять, но его звуки печальны, как песня еврейских рабов из оперы Верди «Набукко».

Тексты гимнов многих стран глуповаты. Что сказать о «когортах иностранцев, рвущихся навязать нам свои законы» в гимне Франции? Или о славной и победоносной королеве Британии? (Последнюю славную победу Ее Величество одержало над 15 000 аргентинцев на Фолклендских островах). Или о совершенно бессодержательном голландском гимне? Не говоря уже о современном гимне Германии, где третья строфа стала официальной заменой запрещенной первой строфы, которую пели мои соученики на торжественных церемониях в 1933 году?

Но некоторая бестолковость «Атиквы» — не главная причина, почему мне хотелось бы ее заменить. Главное в том, что арабы, одна пятая граждан Израиля, не могут ее петь (не устраивает она и ортодоксальных евреев — еще примерно десятую часть сограждан).

Когда 20% граждан с отвращением отвергают государственные символы, ситуация в стране очень нездоровая. По тем же причинам Канада недавно изменила свой британский гимн, чтобы петь его, не кривя душой и сохраняя свою идентичность, могли и франко-канадцы. Гимн «О, Канада» содействует единению всех граждан страны.

Случаи смены гимнов не столь уж редки. Во время Второй мировой, когда Сталин нуждался в поддержке Запада, «Интернационал» внезапно заменили новым гимном, на сочинение которого был объявлен конкурс.

Поэтому я ухватился за первый подвернувшийся случай, чтобы предложить новый гимн. Было это вскоре после войны 1967 года. Незадолго до этого  популярная поэтесса и композитор Наоми Шемер написала «Золотой Иерусалим» — песню, ставшую гимном этой войны. Не все ее строки мне нравились, но появилась золотая возможность избавиться от «Атиквы». Поэтому я подал законопроект о принятии нового национального гимна.

Спикер Кнессета отнесся к предложению благожелательно, но сказал, что не может принять законопроект без согласия автора. Я договорился о встрече с Наоми. Она оказалась очень милой женщиной, хотя и «правой» по замужеству. (Наоми выросла в левом кибуце, но, выйдя замуж, перешла на правый фланг).

К моему удивлению, она была отнюдь не в восторге от такого предложения, но разрешила мне подать законопроект, который, как обычно, отвергли. «Атиква» была в то время священной. (Позднее я догадался о причине странного поведения Наоми: незадолго до смерти она призналась, что прекрасная мелодия принадлежала не ей, а была в действительности баскской. Много лет она страшилась разоблачения. Но поскольку мелодия «Атиквы» тоже не оригинальна, разница была бы невелика).

«Атиква» может оставаться гимном еврейского народа повсюду, если он того пожелает. А у государства Израиль и всех его граждан должен быть новый гимн.

Разумеется, подлинная причина этого инцидента в неразрешенности проблемы арабского меньшинства в Израиле. Арабы совершенно справедливо ощущают себя отверженными и отвечают своим отчуждением от государства. Заложена тикающая бомба, и она рано или позже взорвется, если не предпринять серьезных усилий к тому, чтобы простой израильский араб ощутил себя полноправным гражданином государства, новый национальный гимн которого он сможет петь. Но до тех пор, пока на арабов смотрят как на троянского коня, с какой стати они будут петь? О том, чтобы кони преуспели в искусстве пения, мне слышать не приходилось.

Ури Авнери, «Гуш шалом»