В общей сложности восемнадцать с половиной лет отсидел Семен Розенман по уголовным статьям. Сидел тяжело, тем не менее не только сам соблюдал ряд заповедей, но и создал в зоне еврейскую общину, действующую до сих пор — спустя пять лет после его выхода на свободу. Кто помогает евреям в местах лишения свободы, многие ли вспоминают о своем происхождении, лишь оказавшись за решеткой, и почему еврейские организации не замечают проблему — в эксклюзивном интервью для «Хадашот».

— Семен, прежде всего, какое значение имеет в зоне национальный фактор? Или жизнь сидельца определяется другими моментами — статьей, наличием влиятельных друзей на воле и т.д.

— В этой системе национальность не играет большой роли, поэтому, когда человек переступает порог камеры, то вопрос «кто ты?» — это вопрос лишь о его масти. В зависимости от этого «блатной», «мужик» или «обиженный» занимает соответствующую своему статусу шконку. На другие вопросы можно не отвечать, как сказал один мудрец: молчание не всегда признак ума, но свидетельство отсутствия глупости. Если раньше та или иная статья влияла на отношение сокамерников, то сейчас на это смотрят сквозь пальцы, воровской закон уже мало кто соблюдает.

— Но черные зоны по-прежнему отличаются от красных?

— Разницы между ними почти нет, и это, скорее, плохо — на черных зонах, где всем заправляли авторитеты, всегда было больше порядка. Там действительно строго контролируются условия проживания, питания, режима содержания — я это знаю не понаслышке, поскольку первый раз сидел в России, под Нижним Тагилом, как раз в такой зоне. Там всем рулил положенец (уголовный авторитет, находящийся на положении вора, — прим. ред.) Осман Намиев — жена у него была еврейкой, и зная, что я тоже еврей, он приблизил меня к себе и начал обучать уму-разуму. Как человек, носивший погоны (я бывший советский офицер), выше «мужика» в этой иерархии я подняться не мог, но благодаря тому, что занимаюсь ныне помощью заключенным, меня знают и уважают во многих зонах.        

— Украинские зоны, в основном, красные, т.е. контролируемые милицией. С антисемитизмом со стороны администрации приходилось сталкиваться?

— В ходе следствия мне прямо говорили: до конца срока, жидяра, не доживешь. Но в зоне (я сначала сидел под Житомиром) — носил самодельную кипу, по возможности, соблюдал шабат, зажигал свечи, в свободное время читал литературу, не выходил на работу в субботу — никто меня за это не третировал. Хотя крытка (крытая тюрьма) была лютая — кровью зэков были залиты все этажи, но дискриминация по национальному признаку не ощущалась.

Проблемы начались с переводом в 46-ю колонию (Ровенская область) — там была шестидневная рабочая неделя, и за невыход на работу в субботу меня закрыли в изолятор. Это повторялось несколько раз. Иногда срывали кипу, бросали на пол, топтали ногами — причем, даже не прапорщики, а офицеры.  Однажды израильский флаг, который висел у меня на спинке кровати, после обыска оказался на полу со следами сапог. «Не страшно, постираешь, это мы так чтим память о Холокосте», — заявил офицер, руководивший обыском (это произошло 28 ноября — в День памяти жертв Голодомора и политических репрессий). Дошло до того, что другие зэки-евреи подходили ко мне со словами, мол, утихомирься, а то из-за тебя и нас начинают щемить. Я не утихомирился и шесть лет стучался во все двери, писал во всевозможные еврейские организации — помощи не было. Правда, через шесть лет к нам приехал представитель Всеукраинского еврейского конгресса, но это не очень помогло. Однако, общину все-таки удалось создать, нам дали помещение, мы встречали субботу — всегда был миньян — не меньше 12 человек приходило.

— Мы знакомы 20 лет и, как поется в песне, «каким ты был — таким ты и остался». Но, будем откровенны, большая часть тех, кто, попав за решетку, объявил себя евреем, на воле даже не вспоминали о своем происхождении. Как отделить людей, ищущих выгоду, от тех, для кого соблюдение традиций действительно важно?        

— Приспособленцев много. Скажу больше — некоторые евреи скрывали в зоне свою национальность и даже отказывались от нее до тех пор, пока не увидели, что еврейство сулит им некие дивиденды. Были и люди, примазавшиеся к евреям в надежде что-то получить. Зэков, прямо и открыто заявивших о том, что они евреи и будут соблюдать в зоне то, что должны соблюдать, — единицы. Когда я сидел под Житомиром — в 1990-е годы — в зонах был голод, люди умирали сидя в камере. Нам давали кашу — воду с несколькими крупинками, я добавлял туда еще кипятка с солью, но это не спасало.  Туберкулезники, правда, получали посылки (только им они тогда были разрешены), которые делились на всех. Было там и сало, от которого я отказывался, даже зная, что в таких ситуациях — для спасения жизни — раввины не осудили бы подобное поведение. Я хочу лишь сказать, что при желании везде можно остаться евреем.   

В 46-й колонии до сих пор существует еврейская община, но когда она создавалась, ровенский раввин ни разу не приехал и не поинтересовался, чем нам помочь. В обустройстве помещения нам помогли… так называемые мессианские евреи.  Да, они тоже называют себя евреями, вопрос только в том, как далеко могут увести эти люди от иудаизма. Тем не менее у них для нас нашлось и слово, и время, и желание помочь, а у раввинов нет…  

Не хотелось бы грести всех под одну гребенку, нам помогал, например, председатель Ровенской общины Герш Фраерман — я и сейчас поддерживаю с ним отношения, передаю через него мацу, календари, литературу — он все это развозит по зонам.  Помогали на индивидуальной основе Арье Низевич, Марк Тальянский, Ефим Капер, Шмуэль Таран. В последние годы поступала помощь от «Шиурей Тора Любавич», но эту программу закрыли, а системно и на общенациональном уровне проблемами евреев-заключенных никто не занимается — в отличие, скажем, от России.   

— Ты поднимал этот вопрос перед еврейскими лидерами? 

— Безусловно. В прошлом году я был участником семинара в Днепропетровске, посвященного началу работы всеукраинского проекта «Пидьон швуим». Говорил тогда и повторю сейчас, что главное — создание департамента, представители которого имели бы доступ в зоны по всей Украине и имели возможность достучаться до каждого еврея. Сегодня же все зависит от областных общин — днепропетровская и одесская «своим» евреям помогают, а другие?

Да и для взаимодействия с тюремной и лагерной администрацией такой департамент просто необходим. Чиновники МВД гораздо охотнее идут навстречу законным требованиям, если они исходят не от бесправных зэков, а авторитетной общественной организации.   

Синагога в одной из тюрем Днепропетровской области

Евреям в зоне нелегко, и дело не в антисемитизме.  А в том, что каждую неделю к заключенным приезжают представители многих конфессий — чуть меньше православные, более активны протестанты, баптисты, пятидесятники — они очень частые гости, всегда привозят кучу всякой всячины — от литературы до медикаментов и продуктов.  Почему еврейским организациям это не по плечу? Евреев же сидит куда меньше, да и много ли нужно — помощь на соблюдение субботы и в проведении праздников.  И вот подходят к еврею-зэку соседи по бараку, подначивают, мол, что ж тебе твои-то не помогают, бросили? Вы же вроде такие дружные…

— А есть среди сидельцев по-настоящему богатые евреи?

— Наверняка есть, но они мало думают о своих единоверцах. Объединяются обычно те, кто ничего не имеет. Помнишь «Кошкин дом» Маршака?

Кто сам просился на ночлег — скорей поймет другого.

Кто знает, как мокра вода,

Как страшен холод лютый,

Тот не оставит никогда

Прохожих без приюта!

Только тот, кто сам лишен чего-то, может понять такого же лишенца.

Я понимаю, что никто никому ничем не обязан. Как понимаю и то, что многие наши евреи вспоминают о своем еврействе, лишь попадая в зону. Это четвертый, а то и пятый сын из Пасхальной агады. Но он еврей. Либо мы закрываем на это глаза и не приближаем этих людей к иудаизму, либо помогаем им вернуться домой. Но нельзя вернуть человека домой, закрыв перед ним двери. Ты приходи, конечно, ведь все евреи ответственны друг за друга…  только я тебя не впущу. 

При этом, разумеется, надо понимать, с кем мы имеем дело, — что бы ни рассказывали тебе зэки, безвинных там нет, хотя есть люди, сидящие за преступления, которые не совершали. Это разные люди — я, например, сидел за убийство — совершал я его или нет — другой вопрос, кто-то осужден за торговлю наркотиками, кто-то за кражу, разбой и т.д.  Если раньше считалось, что евреи сидят лишь по экономическим статьям, то сегодня это не так — евреи вполне интегрировались в общество, в том числе и в преступное общество.

Поэтому работать с ними должны люди, не понаслышке знающие обстановку в зонах. Когда мне жалуются, мол, давит администрация — я не спешу кричать об антисемитизме.  Соответственно, и община не должна становиться средством решения личных проблем. Помню, в зоне ко мне обратился один из прихожан: «Семен, я проигрался в карты — община должна помочь». «С какой стати, — сказал я ему? — Тебя община уполномочила в карты играть? Или это новая еврейская традиция? Если тебя ущемляют как еврея — мы вмешаемся, если нуждаешься — поможем, но карточный долг выплачивать не будем».

— Ты поддерживаешь связь с товарищами по зоне, вышедшими на свободу? Не пропал ли у них интерес к иудаизму на второй день после освобождения?  

— Обо всех, конечно, сказать не могу, но один товарищ — он живет сейчас в Ровно — так же отмечает праздники, меня поздравляет. Еще один человек из нашей общины обосновался в Киевской области, по субботам не работает, кое-что соблюдает. Разумеется, многие евреи, освободившись, уходят в другую сторону. Просто потому, что еврейские общины их не принимают.  Когда я освободился, меня встретили представители не еврейской, а иудео-христианской общины, и именно они отправили меня в библейский колледж, правда, чем больше я изучал Новый завет, тем больше понимал, что моя вера — иудаизм. И именно это отвернуло меня от мессианской общины, но не раввины — им было абсолютно все равно.

— Пару слов о твоей идее реабилитационного центра для бывших заключенных-евреев.

— Я уже обсуждал ее с некоторыми еврейскими лидерами — речь не идет о богадельне. Когда человек выходит на свободу, он должен адаптироваться к этой среде, а потом ему надо дать возможность доказать (в первую очередь самому себе), что он может работать и нормально жить. Поэтому при этом центре обязательно должно быть создано производство, где люди будут зарабатывать себе на жизнь и часть заработанного отдавать на поддержку тех, кто только освободился. У нас даже есть договор с ПТУ, где готовят профессиональных сварщиков, — задача ведь не накормить человека рыбой, а дать ему удочку.

Такой центр должен иметь и некую еврейскую духовную основу — люди должны понимать, что все — от Всевышнего, но надо использовать возможности, которые Он нам дает. «И будешь успешен в путях твоих», — сказано, если не ошибаюсь, у пророков. «В путях твоих», а не в лежании на боку…

Если реабилитационный центр будет функционировать не строго по этническому принципу — тем лучше. Иосиф, помогая расцвету Египта, помог в конечном итоге своей семье. Мордехай, спасая персидского царя от козней заговорщиков, в конечном итоге, спас евреев. Не надо ассимилироваться, но любой раввин скажет, что «оставаться собой» для еврея означает быть «ор ле гола» — светочем для народов мира. А какой свет мы несем? 

Разумеется, у каждого разные возможности. Я, например, конный каскадер, сотрудничаю с конно-трюковым театром «Скиф» — практически все лето проработал почти бесплатно на конюшне этого театра, зато сейчас у меня есть возможность катать детей — доставлять им радость. 

Что касается помощи соплеменникам, которым сейчас хуже, чем мне, то, постучавшись во все двери, я не придумал ничего лучшего, как создать фонд, который будет помогать евреям, находящимся в местах лишения свободы, и заниматься их реабилитацией после освобождения. Это, конечно, неправильный фонд в том смысле, что денег у меня нет. И я осознаю, как непросто потенциальным спонсорам протянуть руку помощи тем, чьи поступки, мягко говоря, не вызывают симпатии.  Куда приятнее помочь больным детям или немощным старикам — это абсолютно очевидно и психологически понятно, но… кто-то ведь должен вспомнить и об этих евреях — запутавшихся, не очень праведных, жестоковыйных. В семье, как говорят, не без урода, но если это еврейская семья, то и к этому «уроду» надо относиться по-еврейски…       

Беседовал Михаил Гольд