«Слушай, а ты плакать-то умеешь?», — вопрос улыбчивого хасида в Умани поставил меня в тупик. Не дожидаясь ответа, в считанные секунды Натан-Хаим разразился натуральными рыданиями. Рыдания закончились так же внезапно, как начались. «Теперь понял? — участливо спросил он. — Иди, попробуй сам».

Феномен Умани вводит меня в совершеннейший антропологический ступор.Несмотря на то, что я не сторонник философии брацлавского хасидизма, его мировоззренческие основы мне очень и очень близки. Равно как и сама личность рабби Нахмана — с его подходом к разрешению экзистенциальных проблем. С его отношением к человеку и природе. И с его волшебными «простыми» сказками. Даже психоделическая мантра «На-Нах-Нахма-Нахман-ме-Уман» — и та вызывает улыбку.

Но помилуйте, какое отношение ко всему этому имеет культ украинского депрессивного городка?! Как среди серых хрущевок родилось место религиозного паломничества? Как может религиозный человек (а точнее, десятки тысяч людей) стремиться уехать из Израиля на Рош а-Шана — с тем, чтобы очутиться на чужой земле? На чужой земле, среди чужих людей, которые смотрят на экстатичных хасидов, взбалтывая гремучую смесь алчности, презрения, отторжения и недоумения. Умань, обагренная еврейской кровью, — как она может стать альтернативой Святой земле? Неблагодарный город, то и дело вспыхивающий шествиями «Умань без хасидов», — чем заслужил он такую честь? У меня нет ответов. Но я всегда помню, что если мне станет по-настоящему плохо, всегда найдется улыбчивый хасид, который научит правильно плакать. И знаете, верю — станет легче.

Роман Гольд