Мемориальная плита на месте дома, в котором жил Штауффенберг в Вуппертале

Как и всякая знаменательная дата, годовщина неудачного покушения на Гитлера неизбежно дает пищу для дискуссий. Не обошла стороной 75-летие этого события Judische Allgemeine, дав возможность высказаться авторам, придерживающимся разных взглядов на личность полковника графа фон Штауффенберга — ключевой фигуры событий 20 июля 1944 года.

«Они продемонстрировали голос совести и оставили след в той части германской истории, которая в противном случае запомнилась бы лишь мраком нацизма», — цитирует историк Ральф Балке слова федерального канцлера Ангелы Меркель.

Сопротивление, ответственность и мужество — такими словами характеризуют заговорщиков 20 июля. Но подходит ли Штауффенберг и Со. на роль образцов для подражания? Ведь когда дело доходит до антиеврейской политики НСДАП, то выглядят заговорщики довольно мрачно. Вот письмо Штауффенберга жене Нине, где он делится первыми впечатлениями от оккупации Польши осенью 1939 года: «Население — невероятная толпа, очень много евреев и смешанного народа, чувствующего себя комфортно только под кнутом».

Как и большинство аристократов, Штауффенберг презирал нацистов-плебеев, что, впрочем, не мешало ему делать карьеру в вермахте. О том, был ли сам полковник антисемитом, продолжаются ожесточенные споры. Биограф Гитлера Ян Кершоу полагает, что, услышав от очевидцев об истреблении украинских евреев, Штауффенберг «пришел к выводу, что Гитлера нужно ликвидировать».

Но что должно было произойти дальше? «Восстановление прав и свобод, но без парламентской демократии», — так считает Магнус Брехтхен, заместитель директора мюнхенского Института современной истории. Большинство заговорщиков, вероятно, были вполне согласны с национал-социалистической доктриной «народного единства».

Штауффенберг (первый слева) на встрече с фюрером, 15 июля 1944	Граф Клаус Филипп Мария Шенк фон Штауффенберг

Другие историки вообще не рассматривают антисемитизм НСДАП как мотив заговора против фюрера: «Клаус фон Штауффенберг, сделавший военную карьеру в разгар консолидации национал-социалистического режима… никак не реагировал на нацистскую расовую политику», — говорит глава Мемориала немецкого сопротивления в Берлине Петер Штайнбах. Возмущение Холокостом отнюдь не было стимулом к перевороту 20 июля. Причиной было осознание того, что невосприимчивый к советам фюрер ведет Германию к окончательной катастрофе.

О том, насколько глубоко укоренился антисемитизм в головах некоторых сообщников Штауффенберга, свидетельствует высказывание генерала Эриха Хопнера перед нападением Германии на СССР: «Это борьба германцев против славянства, защита от еврейского большевизма». Или рапорт от 22 июля 1941 года Артура Небе, тогдашнего командира опергруппы СС, с гордостью сообщавшего: «В Минске больше нет еврейской интеллигенции». И это образцы для подражания?

Берлинскому историку возражает Мартин Шуберт: «Вы будете смеяться над пьяным футбольным фанатом, кричащим с трибуны: «Mазила! Криво пробил пенальти!». А с трибун мировой истории раздаются возгласы: «Штауффенберг действовал вовсе не из отвращения к Холокосту!» Кульминацией для меня стал разговор, подслушанный в берлинском кафе: «Штауффенберг поступил неправильно. В такой ситуации ты должен стать смертником. А он просто принес свой портфельчик и вышел вон. Непрофессионально!».

Ставка в Растенбурге после покушения на Гитлера

Оставим вопрос о том, кем в действительности был полковник — человеком, пришедшим в ужас от преступлений Гитлера перед евреями, или служакой, отправившим жене в 1939-м письмо с антисемитскими высказываниями. Он был именно тем, кем должен был быть, чтобы сделать то, что сделал.

Меня завораживает его мужество и человеческое величие. Готовность вступить в схватку с режимом, который способен отомстить семье и друзьям. Те, кто в сегодняшней Федеративной Республике жалуются на «культ героев 20-го июля», забывают, что в послевоенной Германии они долгое время считались предателями. Кроме того, немецкий народ в большинстве своем в 1944 году был предан Гитлеру.

Часто можно услышать, что Германии не хватает легенд, способствующих позитивному пониманию патриотизма. Если оба свидетельства об отношении Штауффенберга к евреям верны, и он, будучи антисемитом, пришел в содрогание от преступлений Гитлера, то это восполняет дефицит таких легенд.

Оскар Шиндлер шел в бизнес не для того, чтобы спасать людей, и Штауффенберг действовал не из любви к евреям. В данном случае уместно вспомнить слова Маркса о философах, которые «лишь различным образом объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его». Нам важны поступки. И для Б-га тоже важна не столько вера, сколько действие — исполнение мицвы.

Виктор Шапиро, STMEGI